Татьяна Брукс - Чужой помады след

Таким же неравнодушным коллективом отпраздновали появление новой семьи с очаровательной украинской фамилией Доля («Судьба» – укр. – Прим. авт.) , как только у Нади отросли наконец волосы и можно было сделать элементарную свадебную прическу.

Богдан сделал Наде предложение ещё в больнице, как только она пришла в себя после операции. Они лежали тогда на сдвинутых медперсоналом кроватях, и Богдан держал девушку за руку. Вдруг дрогнул тонкий пальчик. И он услышал, нет, он не услышал, потому что голос любимой был слабее дыхания, он ощутил душой, как она произнесла:

– Я люблю тебя, Богдан…

– Я люблю тебя, Надя, – ответил он чуть громче.

Приподнялся на локте, повернулся к ней лицом и коснулся губами её полуприкрытых глаз, прохладных губ…

– Добро пожаловать домой, любимая. Будь моей женой.

Еле заметная улыбка слегка тронула бледные потрескавшиеся губы.

– Да… – успела вымолвить, засыпая для того, чтобы проснуться счастливой.

Но, приняв предложение, Надя позже поставила условие: хочу свадебную причёску. И Богдан терпеливо ждал. Ждал, но всячески старался ускорить процесс роста волос. Покупал для неё самые лучшие шампуни и кондиционеры, массажировал и втирал в кожу головы репейное масло, которое, как утверждают знатоки, способствует росту волос.

Поначалу Надя сопротивлялась, но Богдан правдами и неправдами каждый раз уговаривал девушку согласиться на процедуры.

– Ну ты только посмотри на меня, – смеялась Надя, – вся жирная, вонючая, а волосы – как пушок на одуванчике, да ещё и с завитушками.

– И ничего не как пушок. Смотри, уже можно маленький хвостик завязать, – аргументировал счастливый жених, – а завитушки твои – так просто прелесть какие милые…

Он был отчаянно влюблён в свою будущую жену. Ничего не изменилось в его отношении к ней с тех пор, как он просил судьбу взять его жизнь взамен её. Он готов был на это и теперь. Но судьба оказалась более чем благосклонна к ним. Она дала им возможность исправить все ошибки, которые они совершили в прошлом, и прожить свои жизни так, как им хочется. Судьба дала им ещё один шанс, и они не собирались упустить его.

Если бы мы могли увидеть эту странную древнюю старуху, напевающую во весь голос знаменитый утёсовский шансон, то подумали бы, что она не в своём уме. Одета – умора: белая в красный мелкий цветочек безрукавка и, наоборот, красные в белый цветочек капри, на шее – жёлтый легкий шарфик, на ногах – зелёные сандалии. Она пела, вальсируя и кружась. Лицо сияло радостью, а зеленые глаза, которые она время от времени закатывала от удовольствия, излучали такое тепло, что казались горячими. Растрёпанные редкие цвета снега волосы шевелились от движения.

– Ты хоть бы причесалась, если уж прилично одеться не можешь.

Холод в голосе и взгляде молодой особы, пренебрежительно уставившейся на веселившуюся старую женщину, выдавал нетерпение.

– Ты не понимаешь. Это стиль такой – «художественный беспорядок» называется. Он подходит к моему костюму и к моему настроению.

– Да уж, переливаешься всеми цветами радуги.

– Bom и я говорю: настроение у меня радужное. Я бы и тебе посоветовала сменить свое чёрное платье, ну, хотя бы на белое, для разнообразия. Знаешь, в некоторых странах цвет траура – белый.

– Обойдусь как-нибудь без твоих советов, – отрезала изысканная, как всегда, одетая в чёрное особа, устало опустившись на траву в тени березы. Оглянулась.

Очаровательный усеянный полевыми цветами луг жил своей жизнью. Нет, людей здесь не было, но весь он пел, стрекотал, жужжал, шелестел и даже квакал – видимо, неподалеку был пруд. Холодные голубые глаза уставились вдаль. Там темнел лес.

«Ку-ку, ку-ку, ку-ку…» – доносилось оттуда…

– Глупые люди… Они часто спрашивают кукушку, сколько лет им жить осталось, – радужная старушенция присела рядом.

– Отодвинься. Пылаешь вся… Глупые? Я считала, что ты любить людей…

– Люблю. Но зачем же спрашивать о таком у птицы, которую отождествляешь с плохой матерью?

– А кукушка что, плохая мать?

– Она подбрасывает свои яйца в гнезда других птиц. И те вынуждены растить её кукушонка вместо своих птенцов.

– Она не плохая мать. Просто она так заботится о своих детях. Знает, что другие птицы сделают это лучше, чем она сама, – повела плечиком идеальная леди, обожающая черный.

– Да, я всегда знала, что у тебя особый взгляд на вещи. Тебя послушать, так как будто так и надо делать, – сверкнула зелеными глазами экстравагантная старуха.

– Кто знает… Может, и надо… Сами же люди на каждом углу кричат: «Все лучшее – детям».

– Ты считаешь, лучше оставить ребенка? Мать не должна так поступать.

– Почему же? – голубые глаза удивленно уставились на собеседницу.

– Как здесь хорошо, – промолвила вместо ответа старая женщина и с удовольствием растянулась на траве.

– Слишком ярко. Слишком шумно, – любительница темноты и покоя перевернулась на живот, опустила голову на руки, – хорошо пахнет… Землёй… Ну, рассказывай, зачем позвала. Знаю, что задумала что-то. Скучно, что ли, стало?

– Это ты, дорогая моя, любишь покой, а мое дело – дать возможность Душе очиститься и приблизиться к совершенству. Это люди сами придумали себе сказку о том, что я им дана, как Дар великий, как Подарок драгоценный. Только сдается мне, что Подарок предполагает радость и удовольствие. А я что? А от меня одна боль и терзания. Потери, предательство, грехи. А все, что радует человека на Земле: поесть, выпить, секс – греховно и к возвышению не ведет. Хорош Подарочек, а?

– Ну зачем ты так? – голубоглазая очаровательница с интересом впилась глазами в старуху. – А радость любви? Счастье материнства? Благодать прощения, в конце концов…

– Так это после того, как плоть и душа задачу свою выполнят и мои уроки усвоят, если смогут, конечно. Каждому смертному – своя задача, по пределу его сил, не больше, не меньше – иначе смысла нет. Души-то у нас с тобой в подчинении разные, оттого и тяжесть испытания разная… Потерпеть надо, вынести, выстрадать и через это Душу очистить…

– Иногда, Жизнь, ты бываешь права, – Смерть тонким бледным пальчиком заправила за ухо и пригладила выбившуюся волосинку, обвела холодным взглядом луг, – красиво… И… Ты только не перестарайся, а то я тебя знаю, такое наворотить можешь. Сама же говоришь: «по пределу сил». А то после твоих задачек и вправду недолго мозгами тронуться.

– Тогда ты даром избавления явишься. Это люди тебя боятся, потому что не понимают, что подарок драгоценный – это ты. И кого жалеешь, то в младенчестве забираешь, помучиться недолго позволяешь, а уж кого испытать хочешь, так тому многие лета на Земле спину гнуть и слёзы лить… Не понимают они, глупые, что не я решения принимаю, а ты…