Ольга Покровская - Одна судьба на двоих

Гришка нахмурился и вопросительно посмотрел на меня. Ему явно стало не по себе от необходимости оставить меня с этой незнакомой женщиной. Но я успокаивающе кивнула ему – как ни крути, мне надо было как-то научиться с ней ладить, найти общий язык.

Гриша ушёл, и тётя Инга тут же начала рыскать по дому, заглядывая во все углы.

– А где у вас документы хранятся? – спрашивала она меня. – Ты ведь понимаешь, перед похоронами нужно всё посмотреть.

– Да мы уже всё собрали, – растерянно отозвалась я. – Свидетельство о смерти и другое…

– Ну все равно нужно посмотреть, – настаивала она. – Так где? Вот тут, в секретере? Ага, поняла…

Она тут же углубилась в бумаги. Её тонкие брови, грубо подкрашенные тёмным карандашом, подпрыгивали на бледном лбу, сдвигались и снова расходились.

– А папина квартира, значит, так и стоит без дела? – деловито осведомилась она.

Я пожала плечами. В родительской квартире я не была с того самого дня, как они ушли в свой последний рейс.

– Непорядок, – покачала головой тетя Инга. – Чего она простаивает? Мы же не богачи какие, квартирами разбрасываться. Нужно сдавать… Дедушка, конечно, старенький уже был, соображал плохо, да? Но мы-то с тобой люди умные… – Она как-то заговорщически на меня посмотрела и хихикнула.

Я снова пожала плечами. Мне, конечно же, хотелось наладить с ней контакт, но вот так предать деда, наверное, самого близкого мне человека, согласившись с тем, что он перед смертью выжил из ума, я не могла.

На следующий день были похороны. Как нарочно, погода ещё ночью испортилась. Похолодало, небо заволокло серыми клочковатыми тучами. То и дело начинал моросить мелкий промозглый дождь, и земля на кладбище совсем раскисла.

Эти похороны совсем не были похожи на похороны моих отца и матери. Тогда всё было официально и торжественно – трагическая гибель большого судна, множество погибших, траур городского значения. Смерть же старого боцмана оказалась событием вполне обыденным. Конечно, из порта прислали какую-то чиновницу, которая, сверяясь с бумажкой, произнесла над гробом полагающуюся речь, но в остальном всё было тихо и скромно. Пришло несколько дедовских старых друзей и коллег, парочка соседей, Гриша с матерью и младшим братом Санькой, тетя Инга и я.

Могильщики, курившие в стороне, услышали, что все замолчали, и подошли ближе.

– Ну что, зарывать, что ли? – спросил один из них и обвёл собравшихся взглядом, не зная, к кому конкретно обращаться.

– Да, пора, – отозвалась тётя Инга и вдруг как-то натурально всхлипнула, припав к дедовской груди. – Папочка, милый, как же ты так…

А я всё смотрела на неё и думала, почему же она совсем не приезжала к нему, пока он был жив. Наконец Инга отошла и звучно высморкалась в платок. Рабочие накрыли гроб крышкой и стали его заколачивать. Эти сухие удары отдавались где-то у меня в висках. Я почувствовала, как за моей спиной оказался Гриша, просунул руку мне в карман и сжал мои ледяные пальцы. Затем гроб обвили верёвками, подцепили и принялись, матерясь и покрикивая друг на друга, опускать в могилу.

На крышку с глухим стуком упали первые комья земли. Не в силах оставаться там более, я развернулась и пошла прочь, пробираясь между выкрашенных чёрной, зелёной и голубой краской оград. Гриша немедленно двинулся следом.

Оглянувшись, я увидела, как на месте разрытой могилы вырос свежий земляной холм. Работники повтыкали в землю лопаты, и один из них обратился к Инге:

– Хозяйка, так хорошо бы… это… на помин души, так сказать.

Та тут же ощерилась:

– Нечего, нечего. Вам лишь бы нажраться, алкашня! У меня лишних денег нет. И так на последнее отца хороню.

Поминки проходили в столовой завода, где работала тётя Маруся. Ей каким-то образом удалось договориться, сторговаться за полцены, выкроить последние крохи с нищенской зарплаты. На столе остывали стопки пористых золотистых блинов, все поднимали рюмки и пили не чокаясь. А во главе стола стояла все та же дедовская фотография, перед ней – рюмка водки, накрытая кусочком черного хлеба.

Я сидела за столом, словно в полусне, слушала тихое жужжание голосов. Мне всё казалось, что сейчас откуда-нибудь из коридора войдёт дед, тронет меня сухой рукой за плечо и скажет:

– Ну, пойдем домой, Радочка. Хватит уже, посидели.

Невозможно было осознать, что этого никогда больше не случится.

– Ну слава богу, слава богу, – частила тетя Инга. – Похоронили, как полагается, справились. И поминки организовали не хуже, чем у людей.

Мне хотелось заметить ей, что сама она, приехав только вчера, не потратила и копейки, а теперь сидит здесь и делает вид, будто всё это ее заслуга. Однако я промолчала.

– Ну дома-то мы, конечно, еще раз соберёмся. Девять дней, сорок дней… – продолжала она. – Уже в семейном кругу, без посторонних…

– Дома? – переспросила ее тётя Маруся.

– Ну конечно, в Хабаровске, – закивала Инга. – С Радочкой, с моими оглоедами…

– Почему в Хабаровске? – кажется, впервые за весь этот день заговорила я.

– Ну а где же? – изумилась тетя Инга. – Мы же в Хабаровске живём, а ты теперь с нами будешь.

– Так вы забираете Раду в Хабаровск? – уточнила тётя Маруся.

– Конечно, – фыркнула Инга с такой уверенностью, словно вопрос был давно решён и предположить иное развитие событий мог только человек, начисто лишённый разума. – Неужто я девочку одну оставлю? Она ведь наша, кровь – не водица, как говорится.

– А вы с ней это уже обсудили? – спросила тётя Маруся, вопросительно взглянув на меня.

Наверное, по моему ошеломлённому лицу она догадалась, что я слышу об этом впервые.

– Вы меня простите, конечно, – вскинулась та. – Но что тут обсуждать-то? Какие варианты могут быть? Племянница здесь одна, родственников, кроме нас, у неё не осталось. Вы что же, думаете, я её брошу на произвол судьбы? В детский дом отправлю?

– Ну подождите, – попыталась увещевать её тётя Маруся. – Ведь Рада уже достаточно взрослая, самостоятельная, ответственная… Она…

– Самостоятельная? Ха! – ещё пуще разошлась тетя Инга. – Так-то они все сейчас самостоятельные. Но мозгов у них в таком возрасте ещё нет. Вы меня извините, но вы знаете, что у неё в доме ночевал парень? Ваш сын, между прочим! Это вот, значит, только дед умер, так сразу мужиков водить? А если, не дай господи, ребёнок появится? И кто будет за это отвечать?

Тётя Маруся вся вспыхнула, впалые щёки ее побагровели.

– То есть вы хотите сказать, что мой Гриша воспользуется тем, что девочка беззащитна, и… Да как ваш поганый язык повернулся-то?

– А что же вы думаете? Дело молодое, всякое бывает… Без родительского-то присмотра. А кто потом приплод растить будет? Мы с вами? У вас и так на шее два рта, как я понимаю, – она кивнула в сторону сосредоточенно жевавшего Саньки. – У меня у самой трое. Мне это всё на фиг не нужно!