Татьяна Шуран - Хаозар

«О, боже, – Жанна закатила глаза, – нам бы его проблемы».

«Поверь, он то же самое думает о нас, – рассмеялся Пульс. – Короче говоря, он всячески приветствует конфликты, войны и, по возможности, смерть, сопряжённую с нанесением разнообразных травм. Но вот для кэлюме это совершенно неподходящий опыт… Сознание расы распадается с такой катастрофической скоростью, что, боюсь, через некоторое время потерявшиеся души даже не смогут удержаться на Земле: их разнесёт по всей Солнечной системе, и как потом собирать – непонятно. Впрочем, мы пока пытаемся этого избежать. Но как восстановить в душах память об их истинной природе, как снова поднять их к звёздам?..»

«Постой, но ведь для того, чтобы подняться к звёздам, мы должны починить тебя», – возразила Жанна.

«Видишь ли, тут вот какая штука… – Пульс немного замялся. – Я – лично я, альрома Чалэ – могу улететь с этой планеты в любой момент. Не развоплотиться – это и так понятно – а именно улететь, по воздуху. Авария была инсценирована мной по договору с Высшими Я экипажа, Сущими, которые сами приняли решение исследовать планету в таком вот экстремальном режиме. Понимаешь, на каком-то определённом уровне это – игра. Которая на некотором другом уровне игрой быть перестаёт…» – Пульс примолк, встревоженный молчанием Жанны.

«То есть ты что, хочешь сказать, что никакой аварии не было? – с усилием включилась в обсуждение новостей Жанна. – И мы, все мы, можем улететь отсюда в любой момент?»

Пульс виновато вздохнул.

«В том-то и дело, что нет. Я же сказал: я – могу. В данный момент ты – тоже можешь. В самые первые века, во времена изначальных, улететь могли все, но я сделал вид, что это невозможно. Они должны были раствориться среди людей, это было условие игры, понимаешь? Ожидалось, конечно, что их сознание нарушится, но я на то здесь и присутствую, на то и веду запись. Мы – то есть я и Сущие – планировали, что некоторое время спустя я вмешаюсь и начну давать информацию, пробуждать воспоминания, в общем – возвращать к свету. И все мы, с новыми силами, со знаниями об этом необычном, недоступном ранее мире покинем эту планету».

«Но?» – подсказала Жанна голосом, который помимо её воли получился недовольным.

«В принципе, похожий вариант и сейчас возможен, – мягко ушёл от прямого ответа Пульс. – То есть сейчас, глядя на тебя, я начинаю думать, что он возможен, – признался он, – потому что ты делаешь именно то, чем, по плану, должны были заниматься изначальные… Никто не ожидал, что связь с Высшим Я нарушится вплоть до полной потери памяти, до расщепления душ, до смерти и перерождений. Но в какой-то момент просто лавина какая-то пошла, души посыпались, как карточные домики, и буквально в несколько десятилетий, вскоре после смерти твоей матери, связь с истинной реальностью оборвалась практически у всех, причём очень грубо. Ты видела Креона, вот яркий пример: эта душа покончила с собой, после чего впала в прострацию на века. Сущему с трудом удалось вернуть в земной мир лишь небольшую часть души, ту самую, что сейчас караулит мой физический корпус, а основная часть зависла на орбите в полном бездействии. Остальные – не лучше. Большинство перерождаются, но… ты сама их видела».

«А мой отец? – вдруг вспомнила Жанна. – Он – последний изначальный. Значит, он может улететь с тобой?»

«Может, – поколебавшись, сдержанно признал Пульс. – Но его отбытие станет приговором для всех остальных».

«Почему?» – изумилась Жанна.

«Сорвахр – последний, кто несёт в себе полный, изначальный геном расы кэлюме на Земле. Из-за этого его сознание работает с ужасными искажениями, но для распадающихся душ, для Сущих, для меня, именно Сорвахр – лучший и, возможно, единственный шанс, что ход эксперимента ещё удастся исправить. Угаснет эта, последняя память – и, скорее всего, начнётся необратимое переваривание расы земным миром, растворение кэлюме среди людей – вплоть до полного слияния. Ты знаешь по себе, насколько быстро идёт мутация. Посмотри, как выглядишь ты, рождённая от изначальных, и как выглядят остальные – внешне их уже не отличить от людей, ну, правда, они чуток посимпатичнее. Ты ещё помнишь времена, когда в Чейте было полно техники, – где она сейчас? Ты сама порой пишешь при свечах гусиным пером! Срок жизни кэлюме сокращается, сознание деградирует, каждое новое поколение ближе к людям, чем предыдущее. В таких условиях Сорвахр несёт на себе колоссальную нагрузку. То, что для других кэлюме уже стало «нормально», для него по-прежнему ужасно, ты не можешь представить себе, насколько, ведь он-то помнит совсем другую жизнь. Странно, что так получилось… Понимаешь, когда составляли план – я имею в виду Сущих – предполагалось, что он вообще ничего не будет делать, Сорвахра брали как наблюдателя. Его имя на альде означает «око будущего мира», он был провидцем на Бетельгейзе. Никто не рассчитывал, что придётся забивать скрипкой гвозди… Но, как теперь уже – задним числом – приходится констатировать, видимо, именно его сильная связь с духовным миром Ауры и стала причиной, по которой он – единственный, кто ещё помнит о своей истинной природе.

Как это ни прискорбно и вместе с тем ни удивительно, он сохраняет память отнюдь не из каких-то высших побуждений типа спасения расы, в которое – в своём нынешнем состоянии – ни на секунду не верит. Просто земной мир остался для него чужим. Абсолютно неприемлемым, невыносимым. Он бы давно выбрал смерть, как это сделали – в той или иной форме – другие изначальные, но утрата памяти для него хуже, чем жизнь в отчаянии, без малейшей надежды. Его интуиция провидца подсказывает ему истинное положение вещей. Он догадывается, что его нынешние сородичи – это и есть бывшие изначальные, что смерь – не выход. Субъективно он чувствует себя в вечной ловушке, в кошмарном сне, от которого не будет избавления никогда. Духовная вселенная представляется ему одним сплошным предательством, обманом. Поэтому он – на непосвящённый взгляд – ведёт себя несколько неадекватно», – дипломатично намекнул Пульс.

«Да уж», – вздохнула Жанна. Она вспомнила, что нередко ловила себя на самом настоящем отвращении к отцу; он отличался таким бессмысленным изуверством, что его просто невозможно было не обвинять. Теперь ситуация рисовалась Жанне в несколько непривычном свете.

«Всё, что он делает, происходит по договору с коллективным сознанием кэлюме и людей, а также Реей, – сочувственно, но твёрдо продолжил Пульс неприятную для Жанны тему. – Именно в этом состоит уникальность его миссии. Никакого прямого контакта с Высшим Я у него, конечно, давно нет. Но остался – это как раз и есть самое поразительное – неосознанный, интуитивный. Даже когда его поступки не соответствуют никакой видимой целесообразности, на самом деле он действует в гармонии с высшим планом развития расы и всей планеты, хотя сам этого не знает. Он – единственный из всех кэлюме – никогда, ни на кого не нападает без причины, без глубинной на то необходимости, продиктованной не его личными предпочтениями, а запросом той, другой души. Поскольку он сохранил изначальную память всей расы, он интуитивно понимает программу и задачи всех кэлюме, хотя они сами об этом забыли – вот в чём ценность его пребывания на Земле, как бы неприглядно это ни выглядело со стороны. Специально он, конечно, об этом не думает, по крайней мере в бодрствующем сознании. Но, Жанна, твои способности к сновидению – дар тебе от этой души, – Пульс улыбнулся впервые с тех пор, как заговорил о Сорвахре. – Тебя создавали специально под эту миссию, хотя, признаться, никто особо не верил, что удачно получится… Это была идея Аллат – родить кого-нибудь, кто нёс бы в себе и земное, и звёздное сознание, и, помню, – Пульс снова улыбнулся, – по тем временам это сочли чуть ли не кощунством…»