Дмитрий Чулкин - Король идёт на Вы. Кофейная гуща

Я сел рядом с королем и достал термос с кофе.

– Что, Ваше Величество, тяпнем кофейку? – предложил я скучающему королю.

Король повел носом в сторону открытого термоса, и лицо его оживилось. «А что, – подумал про себя король. – Кофе – это хорошо, что бы там ни говорили трусливые доктора».

Он протянул свою лапищу и осторожно обхватил пластиковый стаканчик, который я предусмотрительно захватил сегодня с собой.

Пар поднимался над густой ароматной жижей, и морозное летнее утро отступало прочь. Лежащий на соседней лавке бомжара принял вертикальное положение и взял свой стаканчик.

– Знаете, парни, – прогнусавил бродяга, – когда-то про меня хотели снять фильм.

Мы с королем улыбнулись

Один русский уехал из России в США, но дольше 17 лет там не протянул и вернулся.

Аня счастливо улыбалась.

Я бы мог спеть тебе песню, но ты любишь рэп – у нас очень разные культурные предпочтения. Я бы мог нарисовать тебе картину, но ты не любишь абстрактную живопись и подумаешь, что я просто не умею рисовать. Я бы мог улыбнуться тебе, но ты больше любишь целеустремленных и серьезных парней, которые способны ходить по трупам. Я вообще не понимаю, что у нас с тобой может быть общего, моя фея.

Во время второй мировой войны на ВДНХ располагался секретный полигон. На нем испытывали добытые из скрытой кремлевской библиотеки боевые заклинания древних славян. У американцев к тому времени уже была в ходу магия индейцев тольтеков, а некоторые ведь до сих пор наивно полагают, что на Хиросиму сбросили атомную бомбу.

Бывало, Юле казалось, что ее не любят. Она бывала очень рада, когда оказывалось, что это не так.

Кто такая барбара? Барбара не спит ночью. Она ходит по московским подъездам и скребется возле мусоропроводов. Некоторое время назад стало модным устанавливать домофоны, и барбаре стало очень трудно ночью проникать в дом. Ей приходится с вечера проникать в подъезд с кем-нибудь из жильцов.

Миша сидел и грыз германские галеты. Пиво осточертело ему на третью неделю, сами немцы – на четвертую. Когда мимо проносился научный руководитель, Миша плевал ему вдогонку.

Я сидел и бычил до тех пор, пока не перебычил всех своих друзей и просто знакомых. Так один и сижу…

Ах, как порой противно проглотить нечаянную муху. Пусть даже и вечером.

Король выхватил меч и попытался пронзить меня. Когда лезвие прошло сквозь мое сердце, я взглянул королю в глаза.

– Вы знаете, Ваше Величество, иногда мне кажется, что мы поменялись с вами местами в гораздо большей степени, чем это может показаться на первый взгляд. Все эти штучки с невидимостью и нереальностью – это пустяки. Мы с вами поменялись взглядами на мир… И даже больше. Мы поменялись мироощущением.

Король устало отпустил меч, и тот так и остался у меня в груди.

– Пойдем, что ли, кофе попьем, – устало сказал король.

Раздался стук в дверь, и в квартиру вошла Аня. Мы сели пить кофе на разгромленной кухне. Только тихий перестук ходиков напоминал о былом уюте.

– Так что же нам делать с войнами, – спросила вдруг Аня короля.

– А почему ты меня спрашиваешь? Ты теперь вот его спрашивай, он у нас теперь елы-палы…

Аня глянула в мою сторону и почему-то покраснела.

– Знаете, Ваше Величество, – тихонько проговорила она. – Я теперь не очень-то верю в то, что он настоящий. Я вот к психологу на днях ходила… Вот…

Я поперхнулся кофе и забрызгал Анину белую блузку. Король расхохотался.

Старик, похожий на Далай-ламу, стоял за трибуной и читал лекцию студентам МИФИ. Когда пришло время задавать вопросы, с заднего ряда поднялся человек, похожий на Колю Шогорова.

– Скажи, чувак, как нам преодолеть собственное несовершенство и жрущий наши мозги попс?

Старик закряхтел.

– Я думаю, Коля, – сказал старик на чистейшем русском языке, хотя Коля не представился, – для большей части людей будет вполне достаточно преодолеть только собственное несовершенство.

Я запустил в человека, похожего на Далай-ламу, бумажным самолетиком…

Я положил руки Ане на грудь и начал отвечать.

– Нам никогда не удастся полностью искоренить войны. Но это не так уж важно. На самом деле нам этого не надо. Все, что нам нужно, – это научить людей уходить из тех мест, где идет война, без сожаления и ощущения, что их жизнь кончена. Понимаешь, Аня? Насилие порождает только насилие. Но это крайний случай, а мы должны избегать крайностей. Причиной войн ВСЕГДА является чья-то жадность. Если насытить жадность, война пропадет. Ни одна вещь не стоит человеческой жизни, и ни одна идея не стоит того, чтобы защищать ее. Защищать надо людей, а не идеи.

– Я не понимаю, – сказала Аня. – В мире полно злодеев, что же, бегать от них?

– Да, – сказал я, – зло не способно к самовоспроизводству. Это как сквош. Для того чтобы играть, нужна стенка. Убери стенку – никакого сквоша не будет.

– Это звучит как трусость.

– Называй как хочешь.

Я стал нежно массировать Ане соски.

– У меня когда-то был пес. Он был очень злой, но я нашел, где скрывается его злость. Я стал гладить это место на спине, и он стал значительно добрее. У людей тоже есть место, где скрывается их злость. Если найдется тот, кто помассирует им это место, будет массировать его достаточно долго… То люди станут добрее. Но массировать во время войны нельзя. Кстати, у большинства женщин злость скрывается в сосках. поэтому, чтобы женщина была доброй, нужно массировать ей соски.

Аня застонала.

Искандер сказал: «Если тебе все время нужен повод, носи его с собой».

Жила-была одна сексапильная и кокетливая сова. Ночью она летала над лесом и кричала неприятные вещи. Но никто на нее не обижался, потому что каждый зверь в лесу думал, что для совы он – особенный и что сова ругается от того, что страдает от любви к нему.

Может, кто-то из них и был прав.

Один Осипов сказал одной Глафире ученым голосом: «Ммм… В этой коробочке лежит нечто. Миллион людей, которые открывали эту коробочку раньше, говорили, что в ней лежит синий шарик. Однако, Глаша… Тебе ведь больше по душе зеленые кубики. Так что ты можешь спокойно жить дальше и полагать, что в этой коробочке зеленый кубик. Все, что тебе нужно, – никогда не открывать ее. Кстати, с тебя пять рублей за красивую коробочку»…

«Ну что ж, – подумал Моисей, – людям я не нравлюсь, это теперь понятно. Что поделать? Так ли я хочу нравиться этим людям? Может, мне надо просто найти себе новых? Или самому измениться… Тут, мне кажется, вопрос в том, насколько ЛЮДИ нравятся мне самому».

Тут кто-то проходящий мимо и умеющий слышать мысли других шепнул Моисею на ухо: