Олег Лукошин - Варварские Строки

Екатерина Макаровна, разлив чай, тоже присела.

– Правильно было сказано, – продолжал Владимир, – «ярмарка тщеславия». Причём тщеславия самого отборного, самого гнусного. Бездарные придурки, нет у них сил прожить свою жизнь не выпячиваясь, лезут к Парнасу и дерьмо своё с собой несут. Я этим дерьмом отравился на всю жизнь. Спасибо, больше не надо.

Елена с матерью смотрели на него серьёзно и даже скорбно, Александр Львович – наоборот, добродушно.

– Ну ты же тоже, – сказал он, – в своё время всеми силами стремился к Парнасу.

– Да, – кивнул Владимир, – можно представить, каким я идиотом был. Это вы меня, – кивнул он матери, – с отцом вместе склоняли к ерунде этой. Пиши, талантливые стихи!

– Я и сейчас это повторю, – отозвалась Екатерина Макаровна.

– Да ладно, мам! – махнул рукой Владимир. – Я отлично знаю, что все мои стихи – говно! И все Сашкины книги – тоже говно! И все остальные книги – говно! Потому что это ненормально. Не-нор-маль-но! Ненормально свои чувства превращать в предмет для всеобщего обозрения.

– Ну, Вов, так категорично нельзя говорить, – возразила Елена.

– Можно! Мне теперь всё можно.

– Стихи твои действительно хорошие были, – продолжала Лена, – это тебе любой скажет. Рецензии на книгу – вообще замечательные. Мне очень жаль, что из-за этого несчастного случая ты так обозлился и всё забросил.

– Ты мне тут соболезнования не высказывай! – зло ответил Владимир. – Посиди на моём месте и поймёшь, что это такое.

Он сделал глоток чая.

– А рецензия была одна-единственная, – продолжил, – да и та написана твоим любовником. Саш, ты знаешь, что Комаров этот был её любовником?

– Знаю, знаю, – покивал Александр Львович.

– Можно представить, чего ей стоила эта рецензия.

– Ничего она мне не стоила! – разозлилась Елена. – По крайней мере, не то, о чём ты думаешь. Я просто попросила его обратить внимание на твою книгу. И всё.

– У меня целая кипа моих книг в сарае валяется, – говорил Владимир. – Мама вон печку ими топит.

– Не топлю я ими печку, не ври, – поспешила ответить Екатерина Макаровна.

– Можете брать их, – обратился Владимир к сестре и шурину. – Если жопу нечем подтирать.

Елена досадливо сощурилась на эти слова, а Низовцев рассмеялся.

Единственным неудобством трапезы на природе было обилие насекомых, в том числе и пчёл, которые слетались на яблони.

– Деньги ваши получаем, – заговорила Екатерина Макаровна после паузы. – Спасибо. Хватает на всё, даже лишку остаётся.

– Спасибо вам, благодетели! – произнёс Владимир.

На его слова никто уже не реагировал. Екатерина Макаровна наполнила чашки по новой – самовар был ещё полон.

– Я тебе Роберта Крея привёз, – сообщил Низовцев Владимиру. – Целых три диска.

– Спасибо, – отозвался тот. – А Лютера Элисона?

– Элисона не нашёл. Да и времени уже не было на поиски. Ты бы раньше позвонил.

– Как узнал, что вы приедете – и позвонил.

– Найду – вышлю.

Дом, в котором жила Екатерина Макаровна с сыном, был одним из самых добротных в деревне. Кирпичный, массивный, многокомнатный – здесь немногие имели такие. Построен он был ещё при коммунистах отцом Елены, профессором и заслуженным деятелем наук. Отец дом этот очень любил и последние годы доживал именно здесь, хотя до Москвы было и не близко.

Женщины остались в зале, а Александр Львович с Владимиром укрылись в дальней комнате. Низовцев вручил ему диски, один из них Володя тут же зарядил в проигрыватель. Кроме дисков Александр Львович достал бутылку вина и сигары. Владимир поморщился в своей обычной манере, но ни от того, ни от другого не отказался.

– Никогда бы не подумал, – начал он, – что ты в социальную тематику ударишься.

Низовцев выпускал клубы сигарного дыма.

– Ты считаешь, что этот роман на социальную тематику? – спросил он.

– Ну а как же, – добавил дыма Владимир. – Аутсайдер-маргинал, люмпеновская среда – налицо произведение на общественно-значимую тему.

– Это не так, – возразил Александр Львович, – но мне льстит твоя трактовка.

– Ну, конечно, ты преподносишь всё это с художественным сдвигом, через призму искусственного непонимания, которое пытаешься создать у читателя – но как ни выдавай это за стилизацию, невооружённым взглядом видно, что слова, которые ты вкладываешь в уста этой кошмарной старухи-призрака, тебе не безразличны. Возможно, что со многим ты согласен.

– Ты уж наверняка согласен со всем.

– Ошибаешься. Я разуверился в силе печатных слов. Идеи и смыслы, которые стоят за ними – дорога к гибели, к разложению. Не имеет значения, позитивны они или негативны – все они пытаются увести тебя от твоего естественного состояния, выколупнуть из своей оболочки. И если им поддашься – всё, покоя не будет. Я поддался раз и испортил всё, что только можно испортить.

– Ты слишком самоедствуешь.

– Нет, я знаю, о чём говорю. Я на собственной шкуре испытал пагубное воздействие книжных идей.

– Твоя инвалидность – несчастный случай.

– Она – следствие бравады. Игры с жизнью, погони за призрачными ощущениями – всем тем, чему меня научили бестолковые и безответственные писатели. Я вполне понимал, чем это может для меня закончиться, когда садился на тот долбаный мотоцикл. Прыгать через недостроенный мост – какая глупость!

– Рабочая среда, – сменил тему разговора Низовцев, понимая, что он может плохо кончиться, – очень сильная и эффективная прослойка для произведения. Сейчас мало кто помещает действие в рабочую среду. Меня же она чрезвычайно вдохновляет.

– Раньше не вдохновляла.

– Рабочая среда – это мрачное, напряжённое повествование. Скорбь, незримые трагедии витают над героями. Сами они вроде бы спокойны и цельны, но в любое мгновение готовы распасться на сонмы эмоций, на тысячи слоёв. Здесь и ярость, и нежность, и злоба, и жертвование собой. Разве это не чудно?! Из рабочих можно сделать кого угодно – и героев, и сволочей.

– Сволочь и герой – это одно и то же.

– Я всегда бежал от мелочности, от скуки. Меня вдохновляют сильные эмоции, захватывающие мотивы, одинокие стремления. Лишь сталкивая лбами противоположности можно создать значимую литературу.

– Ты создаёшь её! – кивал головой Владимир. – Она воистину значима!

– Да, иной раз слова, которые говорят мои герои, и поступки, которые они совершают, могут показаться претенциозными. Но это первое впечатление! Оно тут же исчезнет, отнесись ты к ним более серьёзно и с большим участием. Другое дело, что сейчас трудно ожидать от читателей такого участия.

– Они на верном пути.

– Социальная направленность – это неплохо. Правильно выписанная, она только украсит произведение. Нет, конечно, нет: мой Коля не актуально-публицистический герой и вряд ли тебе действительно показалось так. Просто ты пытаешься смотреть на вещи с нетрадиционной стороны…