Маргарита Минина - Марго и демиург. Роман

– Фи, Элька! – запротестовала я.

– Ничего не «фи»! Надо смотреть правде в глаза. Так вот, они начнут нас трахать, а мы ничего, ну, совсем ничего не чувствуем. И как тогда быть? Во-первых, говорят, от траханья нормальные женщины получают самое большое в жизни удовольствие. А мы ничего не получим, так? А, во-вторых, если мы ничего не чувствуем, то нам придется изображать… ну, этот,.. слово забыла. На «о» начинается.

– Экстаз, что ли? – подсказала я.

– Ну да, похоже, только не экстаз. Я же говорю, на «о» начинается. Так что, нам всю жизнь придется что-то изображать, а то мужья будут недовольны и нас бросят. А ведь у нас же дети будут. И станем мы матерями-одиночками.

– А как это на «о» изображают?

– Я точно не знаю – честно призналась Элька, – но говорят, что надо ахать, охать и стонать. Ну, как если ты, представь, очень голодная, а тут тебе дают вкусное-превкусное пирожное. Ты же, поедая его, стонешь от удовольствия?

– Ну да, бывает, что и стоню. То есть, стону. Если очень уж голодная.

– Ну, вот видишь. Так это же очень трудно, если на самом деле никакого пирожного нет, а ты голодная, а удовольствие изображать все равно надо.

– Да ладно тебе, Элька, панику поднимать. Ведь еще сколько лет пройдет, прежде чем мы невинность потеряем.

– А, правда, Марго, сколько нам еще в девках ходить, ты как думаешь?

– Думаю, лет 5 или 6, не меньше.

– Значит, нам тогда будет 17, а то и все 18? Ох, долго еще, – разочарованно протянула Элька, но потом задорно тряхнула головой, и ее светло-каштановые волосы рассыпались по плечам: – Зато, может, к тому времени у нас все наладится, и мы тоже чувствовать начнем. Как другие. А вдруг?

Мы повздыхали и грустно похихикали над своей неизбежной тяжкой участью. Дескать, чему быть – того не миновать. Но это когда еще будет… Пять лет, которые мы себе определили, это же целая вечность!

Сейчас мне самой трудно поверить, что это вовсе не придуманный, а реальный разговор двух шестиклассниц из английской спецшколы в Москве. Я невольно улыбаюсь – все-таки какими же дурочками мы тогда были!

Мой прогноз сбылся наполовину. Элька была «откупорена», как мы тогда выражались, после выпускного вечера. А со мной это случилось раньше…

***

В конце 9 класса мы узнали, что наша учительница литературы и заодно классная руководительница Белла Соломоновна уходит на пенсию. Она была добрейшей, но пресной, как еврейская маца, которой она однажды на Пасху нас угощала. А когда начался новый учебный год, нас ждал приятный сюрприз – в школе появилось два новых учителя. Главное – оба мужчины, и оба молодые. И преподавать они будут у нас. Один – литературу и русский язык, а второй – историю и обществоведение. Ну чем не радость для нашего «женского монастыря», где еще не ступала мужская нога? Если не считать директора и невыразительного, практически бесполого учителя химии. Где даже физрук, и та – женщина?!

Я помню, как 1 сентября пробегала мимо учительской, спеша на первый урок. А из нее как раз выходил улыбчивый и чуть-чуть пижонистый красавец (так мне, во всяком случае, показалось) лет этак 30-и. Как писали в старину, был он хорошего среднего роста, худощавый и весь какой-то тонкий, чуть ли не хрупкий. И походка у него была в точности, как у Эльки, – летящая. Он был как бы весь устремлен вперед и ввысь. Густые темно-русые волосы по-мальчишечьи взъерошены, что очень ему шло. Слегка прищуренные серые глаза глянули на меня слегка насмешливо. Но насмешка эта была доброжелательной и располагающей. Главное же, что бросилось мне в глаза – это раздвоенный подбородок, как у Майкла Дугласа, от которого все девчонки нашего класса в тот год были без ума, и, кстати, как у Лешки Круглова, который, возможно, по этой причине считался одним из двух главных героев-любовников нашего класса. Вторым был Марик Хейфец. Он был гораздо красивее Лешки, но раздвоенного подбородка у него не было. Круглов к тому же был круглым отличником, так что эта фамилия ему была в самый раз.

Почему-то считается, что раздвоенный подбородок у мужчин – это «железный» признак твердости и сексуального темперамента, что, вообще говоря, странно. У меня, например, такой подбородок ассоциировался скорее с женским половым органом. Но я тоже поддалась влиянию нашей классной моды.

Да, первое беглое впечатление было более, чем положительным, и я даже подумала: «Вот будет здорово, если он окажется нашим учителем». Через несколько минут прозвенел звонок, дверь распахнулась и надо же – в класс вошел именно он – наш новый словесник.

***

Класс гудел. Девчонки возбужденно рассказывали друг дружке о своих летних приключениях – где, как, с кем? Как-никак мы не виделись почти три месяца. Но с его появлением воцарилась тишина. Прекрасная половина нашего класса стала оценивающе осматривать новенького, одобрительно и чуть смущенно переглядываться, иногда даже незаметно выставляя большой палец. Общее мнение, как всегда, выразила Ленка Павлова, самая насмешливая и острая на язык из наших девчонок и, пожалуй, главная наша с Элькой конкурентка в смысле внешности в классе: «Наконец-то хоть мужчина появился!»

Все захихикали, а новенький весело оглядел класс и сказал:

– Звать меня Амбруаз Михайлович, повторяю: – Амб-ру-аз. – При этом новенький подошел к доске и стремительным, как и его походка, почерком начертал на ней свое имя. – Кстати, по-гречески это имя означает «бессмертный». Вы же помните про амброзию – напиток бессмертных богов?

Кто-то негромко, но явственно, так, что все услышали, фыркнул: «Кащей! Кащей бессмертный!» и весь класс покатился со смеху, так что мне стало даже немного обидно за учителя. «Вот дураки», – подумала я.

«Новенький» тоже улыбнулся, а потом вдруг мгновенно стер улыбку и очень серьезно, даже с какой-то угрозой в голосе продолжил:

– Нетрудно догадаться, что в детстве я немало натерпелся из-за своего имени. Поэтому в память о тех своих детских муках сразу вам заявляю, что никаких смешочков и глупых прозвищ не потерплю. Я человек злопамятный, и если кто захочет поюморить, то горькими слезами обольется. Все поняли? Вопросы есть?

Мы притихли, так как не до конца понимали, шутит он или всерьез. Таких слов, тем более, угроз, мы из уст Беллы Соломоновны никогда не слышали.

Все-таки Ленка Павлова решилась спросить:

– А откуда у вас такое… редкое имя?

– Что ж, вопрос резонный, поэтому отвечу, – строго начал новенький, но тут же сменил тон на задушевный и доверительный (вообще, эта резкая и неожиданная смена интонаций, как мы вскоре поняли, была одним из излюбленных педагогических приемов Амбруаза Михайловича). – Моя матушка, царствие ей небесное, была довольно известной переводчицей с французского. В основном, поэзии. И у нее всегда было множество друзей-французов. А самым близким из них был переводчик (и сам при этом поэт) по имени Амбруаз. И вот как раз в тот период, когда матушка, как говорится, носила меня под сердцем, он трагически погиб в автокатастрофе. И она буквально настояла, несмотря на сопротивление моего отца (увы, ныне тоже покойного) назвать меня в честь этого своего друга. Так вот спустя пару месяцев и появился карапуз с нерусским именем Амбруаз. Думаю, один такой на всю Москву. И, как я уже говорил, это имя всегда поначалу вызывало среди моих дворовых приятелей, а потом и в младших классах, одинаково бурную реакцию. Так что мне приходилось драться, отстаивая свою честь. Но потом мои дружки к нему привыкли. Да я и сам привык. И даже научился извлекать из него определенную пользу. Ибо это необычное имя неизбежно обращало на меня внимание и как бы выделяло из общего ряда. Согласитесь, ведь звучит? Амб-ру-аз? – по слогам произнес свое имя учитель, как бы пробуя его на вкус.