Маргарита Минина - Марго и демиург. Роман

– Э, батенька, тут вы не правы, о вкусах (и, может быть, только о них) – как раз и спорят! – АМ, как вскоре выяснилось, употребил одно из своих любимых словечек. Уже через месяц мы стали вплетать в свою речь, где ни попадя, этого «батеньку», добавив к нему еще и «маменьку» при обращении к особам женского пола.

АМ продолжал:

– Назовите своих любимых писателей. Только чур – не произносить при мне такие имена, как Дарья Одинцова или Сергей Ульяненко. Не будите во мне зверя. За такое буду беспощадно карать! Увижу у кого-нибудь в руках подобную литературу – считайте, что автоматом четвертные оценки будут снижены на балл.

При этих его словах я (и не одна я) покраснела, ибо как раз тогда с увлечением читала именно Одинцову.

– У нас, конечно, демократия, но помните, ребята, что несколько лет плохого чтения, и вы превратитесь навсегда в духовных калек. А это не-из-ле-чи-мо! Единственным противоядием этому являются школьные уроки литературы. Если, конечно, повезло с учителем. Вам – повезло! – тут АМ широко улыбнулся. – Поднимите руки, кто читал Лескова? (поднялось 2—3 руки) А Салтыкова-Щедрина? Только не сказки, хотя это тоже отличная штука, а скажем «Историю одного города?» (тут руку поднял только Лешка Круглов). А Бабеля? Платонова? (ни одной руки).

Мы были смущены нашей неразвитостью и духовной инвалидностью. Но тут АМ нас ободрил:

– Не читали? И прекрасно! Значит, вам можно только позавидовать. Я, например, завидую – вам еще только предстоит – впервые! – это прочесть. Вас ждет огромное счастье, ребята! Вообще, в мире написаны миллионы книг. Но тех, без которых человеку никак нельзя обойтись, не так уж много. Наверное, не больше пятисот. Всего пятьсот! И вот добрую часть из них вы с божьей (и моей) помощью прочтете года за два – за три.

Он говорил увлеченно, и глаза его при этом сверкали. Мы слушали, как зачарованные. С нами так никто и никогда не говорил о книгах. Только ехидная Элька, с которой мы, ясное дело, то и дело шушукались, обмениваясь впечатлениями, спросила: «Марго, а он часом не маньяк?» Я в ответ на нее шикнула.

Между тем, АМ продолжал упоенно токовать, как измученный страстью тетерев:

– Литература, вы потом поймете, хотя сейчас мне не поверите, – самый важный предмет в школе! Я это говорю вовсе не потому, что являюсь его фанатом. Просто это объективная истина. И хорошая новость состоит в том, что я обещаю сделать вам самый драгоценный подарок, на который только способен учитель – я научу вас читать НАСТОЯЩУЮ литературу. Не просто читать, но и разбираться в ней, понимать ее. В общем, любить это дело. Да-с, обещаю.

Мы условились, что на уроках литературы будем проходить школьную программу. Только не так, как водится, когда школа навеки отбивает у своих воспитанников всякую охоту к чтению таких книг, как «Мертвые души» или «Война и мир», а совсем даже наоборот. А по субботам после окончания уроков у нас будет факультатив по литературе, но уже не по программе. И на этих факультативах мы будем читать и обсуждать все самое интересное, что в школьную программу не вошло.

– Да, и вот еще что, – сказал АМ, подытоживая свою речь. – Есть еще одна новость. По-моему, тоже хорошая. Мы тут еще с одним «новеньким» вашим учителем подумываем, а не организовать ли нам школьный театр? Чтобы немного порастрясти ваши мозги и чувства.

– Театр?! – закричали мы радостно. – Вот здорово! А что за пьесы мы будем ставить? А как вы вдвоем будете работать? Ведь режиссер обычно «одинокий волк»?

– Как-как? Как Станиславский и Немирович-Данченко. Может, мы еще не вполне достигли их уровня. Но ведь и вы тоже не МХАТ, не так ли? Кстати, ребята, подумайте на досуге, как мы назовем наш театр?

– Может, «Шхат» – школьный художественный театр? – предложил кто-то.

Всем очень понравилось. Только Лешка Круглов сказал: «А, может, назовем его «Нечайка»? Не все сразу поняли, откуда он взял это название, но АМ весело зыркнул на него глазами, улыбнулся и сказал:

– Да, пожалуй, так еще лучше. Пусть будет «Нечайка».

***

Как только раздался звонок на урок, в класс вошел еще один новенький учитель и второй режиссер (так мы его потом не вполне справедливо называли – второй режиссер), ибо по расписанию в этот день после литературы следовала история. Первой моей мыслью было: «Да это же вылитый Пьер Безухов!». Историк был довольно тучным и одышливым. При этом выше и как-то массивнее словесника, шире в плечах. И уже начинал лысеть. В качестве компенсации он носил рыжеватую и довольно чахлую бородку. Зато усы у него были на редкость пышные. Улыбался он немного растерянной улыбкой. И, конечно, как и положено Пьеру Безухову, носил очки. Причем очки с толстыми и выпуклыми стеклами. Сквозь них его глаза казались большими и выпученными. Так что наш Пьер больше походил на какую-то глубоководную рыбу, что выглядело, вообще-то, не слишком приятно.

Он казался гораздо старше АМ, который рядом с ним гляделся совсем юношей. Хотя разница в возрасте между ними составляла, как мы вскоре выяснили, не более пяти лет.

Историк назвал свое имя, и весь класс буквально покатился от хохота. Его звали Кандидом. «Кандид Анатольевич», – именно так он представился и, похоже, был несколько озадачен столь дружным весельем:

– И что же такого смешного вы нашли в моем имени? – спросил историк чуть писклявым тенорком, который не очень-то вязался с его внушительной фигурой.

– Ну, как же, – сквозь не стихающий хохот, пытались объяснить мы. – На предыдущем уроке появился один новенький по имени Амбруаз. А теперь еще один новенький: вы – Кандид… Анатольевич. Разве не смешно?

– Да, действительно забавно, – на лице историка после этих наших объяснений внезапно проступила совершенно обезоруживающая улыбка, тут же скрасившая в наших глазах некоторые дефекты его внешности.

– Кстати, вы еще больше удивитесь, когда узнаете, что мы с Амбруазом Михайловичем – старые друзья. И, если вы хотите, я угадаю, с какими словами он к вам обратился?

– Конечно, хотим, – радостно загудели мы.

Кандид Анатольевич (а далее – КА) несколько мгновений стоял неподвижно, как бы задумавшись, а потом вдруг заговорил: «Вы, конечно, не поверите, но литература является самым важным предметом школьной программы. И если вы хотите вырасти интеллигентными людьми, то… и так далее…». Дело даже не в том, что он слово в слово воспроизвел фразы, обращенные к нам словесником. Куда больше нас поразило, что его голос и интонации вдруг стали в точности такими же, как у АМ. Но самое удивительное состояло в том, что и чисто внешне он преобразился настолько, что лицом и фигурой каким-то образом стал похож на своего приятеля. Это преображение было столь неожиданным, что почти граничило с чудом. Класс просто лег. А потом разразился аплодисментами.