Елена Реймс - Миры для нас. Часть 1

– Дорогой Эдуард, поверьте, что можно немало увидеть по звездам о будущем человека, просто делать это надо с момента его рождения до полного увядания нити жизни, связующей младенца с чревом матери. Заживление этой удивительной нити – конец возможности четко увидеть что-либо о судьбе новорожденного. Дальше остаются лишь обрывки истины, которые безнадежно пытаются ухватить глаза опытного астролога. Связующая нить жизни…, – повторил звездочет очень тихо, горестно вздыхая.

– В медицине ее называют пуповиной, nervus umbilicaris. Не так ли Гринвист? – спросила Элен.

– Да, моя милая способная ученица, – лицо старика засветилось от удовольствия.

– Что ж, Гринвист. Самое лучшее в твоем заключении – это уверенность в полном здравии Элизабет. В сказки же, связанные с судьбой и гороскопами, я не верю и поэтому уже очень давно делаю все, чтобы моя дочь получила по возможности богатое и разностороннее образование. Удивительная способность к запоминанию стоит того, чтобы дать моей девочке знания, накопленные людьми, у которых на плечах светлая голова, незанятая бездоказательными рассуждениями и предсказаниями.

– Доченька, – обратился король к принцессе, – я ведь уже давно обещал отправиться всем вместе в путешествие. Увидеть своими глазами то, что ты так увлеченно изучаешь, рассматривая географические карты и читая книги, гораздо интереснее и полезнее созерцания далеких умирающих светил… Уверен, что дядюшка Генри обрадуется встретить чудесное дитя, которое нам с твоей матерью подарил медовый месяц в его дворце.

– Путешествие в Венецию! Когда мы едем?!

– Думаю, на все необходимые приготовления не уйдет много времени.

– Мы поплывем по морю, Гринвист! Ты можешь себе представить?!

– Я очень рад, принцесса. В путь, навстречу вашей судьбе!..

Старый звездочет снова пристально взглянул на сияющую от возбуждения и радости девочку.

– Оставь этот загадочный тон, Гринвист! Собирай-ка лучше свои трубки. Уверен, что ты захочешь применить их на новом месте. Может быть звезды Адриатики поведают тебе что-нибудь особенное? И Эдуард дружески похлопал старика по спине. Тот лишь смущенно крякнул.

Красавец фрегат, подгоняемый попутным ветром, рассекал просторы бескрайнего индиго, одевая в легкие белые шапки гребни тихих волн. Проделав несколько миль по суше, королевская семья ступила, наконец, на борт корабля, чтобы продолжить свое путешествие к Венецианскому заливу. Элен часами обследовала судно, совершенно измучив капитана и команду своими расспросами.

К вечеру третьего дня Эдуард сообщил Элизабет, что барометр предвещает шторм.

– Не смотри на меня с таким отчаянием, Эли! Капитан заверил, что в этих широтах шторм не так опасен, как в преодоленной уже нами предыдущей части пути. Корабль великолепно оснащен, и нам нечего бояться!

Но королева, охваченная смутным беспокойством, отказалась от ужина и решила ненадолго прилечь в своей каюте. Лишь коснувшись кровати, она забылась глубоким сном, который ни начавшаяся в последствии сильная качка, ни вернувшийся позднее и занявший место рядом с ней муж, не смогли прервать ни на минуту.

Ей приснился штормовой океан. Словно разъярившийся зверь набрасывался он с диким ревом на одинокий корабль и бессильный потопить его, казалось, еще больше бесновался от этого, обрушиваясь на беззащитное судно всей мощью огромных пенных валов.

Элизабет стояла, обвив руками мачту и едва слыша крики мужа, пытающегося пробиться к ней сквозь потоки воды. Яркая молния прорезала небо, осветив на секунду мрачное зрелище бушующей стихии. Раздавшийся оглушительный грохот и пронесшаяся по небесам одновременно с ним еще одна синяя стрела наполнили бедную женщину первобытным ужасом. Она бросилась к Эдуарду, но гигантская волна, как бездонная пасть заглотила ее. На миг ощутила Элизабет пьянящее чувство полета, и все погрузилось в темноту.

Очнувшись, она обнаружила себя на мягком песке и услышала невдалеке голоса двух разговаривающих друг с другом мужчин. Один из них показался ей смутно знакомым, но королева ничего не понимала в странных репликах, которыми собеседники обменивались между собой.

– Я ощущаю силу огромного чувства, и оно неразрывно связано с этой женщиной. Если я нашел ее, это что-то значит. Ты не можешь, Хранитель, запретить мне приблизиться к ней и узнать прав ли я.

– Ты обезумел в своем лихорадочном стремлении ускорить встречу, момент которой определен для каждого Вечностью, Натсор. Не торопись. Твоя одержимость уже породила хаос и точек пересечения реальностей теперь гораздо больше. Ты должен остановиться!

– Не мешай мне, – со спокойной холодностью ответил другой.

– Да, пойми же наконец! Никто и ничто не может помешать твоему пути, кроме тебя самого. Мы все – путешественники во Вселенной и у каждого своя дорога. Ты – человек, как я и многие другие.

– Неправда! – послышалось возмущение в голосе собеседника. – Почему я, в отличие от остальных, как и ты, знаю о существовании разных миров и встрече, которую дарит всем Вечность?

– Я непрестанно задаю себе этот вопрос, Натсор, – устало ответил второй. – Как бы то ни было, каждому за время долгого пути дается возможность испытать сильнейшее чувство к другому человеку. Стоит этому случиться, оно неотступно следует за любым из нас, и во всех реальностях соединенные сердца обретают друг друга снова и снова, потому что истинная любовь движет Вечностью и избежать этого невозможно. Нужно только уметь услышать ее. Ты тоже однажды встретишь свою и сейчас же почувствуешь, что это произошло.

– Я не такой, как все, – повторил упрямец.

– Пожалуйста, Натсор. Обуздай свою гордыню и никогда не давай волю ярости. Они открывают дорогу для зла. Зло делает людей глухими. Ты не должен ему позволить сопровождать тебя на твоем пути. Поверь мне и оставь Элизабет. Ты ошибаешься, и это принесет ей несчастье.

– Нет, – послышался твердый ответ.

В страхе посмотреть на говоривших и узнать того, чей голос удивительным образом напоминал ей Гринвиста, Элизабет лежала, не шевелясь, с опущенными веками и стараясь дышать, как можно тише. Вдруг она почувствовала легкое прикосновение. Чья-то рука ласково провела по ее лицу, скользнула по губам… Королева открыла глаза и увидела лицо мужчины, склонившегося над ней. Он был очень красив. Магнетизм взгляда его черных глаз настолько потряс молодую женщину, что она забыла обо всем, и ничего уже не имело значения, кроме этих глаз и приближающихся губ. Пробудившаяся в ней нежность к мужу и воспоминания о незабываемых моментах, наполненных их любовью, заставили Элизабет закрыть глаза. Лицо Эдуарда, вдруг возникшее перед ней, и одновременно раздавшийся крик ярости полностью отключили ее сознание.