Наталья Шатрова - Берег любви, море разлуки

Монахиня будто почувствовала недоброе, прежде чем уйти, внимательно посмотрела на воеводу, но он тут же состроил благодушную мину, и она успокоилась.

Едва женщина спустилась вниз и скрылась, Блуд озабоченно возопил:

– Беда, князь. Прознал я, что киевляне хотят изменить тебе, беспрепятственно пропустить Владимира в посады и открыть ворота крепости.

– Что же делать? – воскликнул Ярополк. – Наверное, надо упредить Владимира и выйти с войском ему навстречу.

– Что ты, – замахал Блуд руками, – какое войско? Владимир под свои стяги пол-Руси собрал. Куда нам против него? Да и киевляне могут ударить нам в спину. Они Владимира мальцом еще помнят и, сдается мне, давно плетут против тебя заговор.

– Что ты говоришь такое? – изумился неприятно пораженный князь. – Чего же я им сделал плохого, чтобы они меня так ненавидели?

Блуд пожал плечами, хотя мог бы дать ответ: «В том-то и дело, что ничего ты не делал для Киева. Сидел в своем тереме, обществом монашки наслаждался, проедал и пропивал богатство, добытое в походах отцом твоим Святославом, а верную службу воевод принимал как должное, ничем их не поощряя». Так считал он сам и ничуть не сомневался, что и другие думают так же.

Блуд знал, что Ярополк последует любому его совету, поэтому без всяких обиняков сказал:

– Чего гадать, почему народ тебя не любит? Одно ясно – бежать тебе надо.

Князь удивился такому предложению, но и тени сомнения не возникло у него в душе, он только спросил:

– Куда бежать-то?

– Да в Родню хоть. Запрешься там в крепости, никто и не выманит.

Киев замер в напряженном ожидании. Тревожное предчувствие разогнало народ с торжища, лавки были закрыты, ладьи и рыбачьи лодчонки на Днепре и Почайне замерли на приколе.

Ивления шла по безлюдным улицам, со страхом разглядывая запертые ворота и закрытые ставни окон на избах. Враг стоял недалеко, вечерами пылали костры, запах дыма и гари стелился по городу, навевая беспокойство и смятение.

Показалась бабушкина усадьба. Ворота были заперты, и Ивления заколотила по ним кулачками, стараясь не поддаваться панике и не оглядываться на улицу за спиной. Поздно было укорять себя за то, что не взяла сопровождающих. Она даже предположить не могла, что в городе так опасно и страшно.

Варяжка со вчерашнего дня находился при князе неотлучно. Ивления верила в мужа, в его храбрость и считала, что все воины так же преданы Ярополку, как он, поэтому ничего плохого не произойдет, княжеская дружина отстоит город.

Ивления не собиралась покидать усадьбу мужа. Она терпеливо дожидалась от него известий, ни о чем особо не печалясь. Но после обеда в светелку вошла свекровь и сообщила печальную весть:

– Ивления, ты только не пугайся, одна из моих холопок навещала родных, которые служат у соседей твоей бабушки, а там все только и говорят о том, что она находится при смерти.

– Как же так?! – разволновалась молодая женщина. – Почему же от бабушки никого не было? Неужели она даже перед смертью не простит меня? Я сейчас же пойду туда…

Свекровь попыталась остановить ее, но молодая женщина тут же выбежала из усадьбы и направилась к бабушке.

Ивления забарабанила по воротам сильнее и вскоре услышала шаркающие шаги и кряхтение сторожа.

– Это я, Ивления, открывай скорее, – упредила она его вопрос.

– Открываю, открываю, боярыня, не серчай, время нынче беспокойное, при закрытых воротах приходится жить.

Калитка распахнулась.

– Здравствуй, здравствуй, боярыня, – поклонился сторож, – давно тебя не видели.

Ивления проскочила мимо него во двор, второпях кивая на приветствия кланяющейся челяди, вихрем взлетела на крыльцо, распахнула дверь в избу и замерла на миг: там царила пугающая тишина.

Она прошла в покои бабушки, и тут ее встретила сенная девка, прислуживающая лично хозяйке.

– Тихо, тихо, – зашептала она, заметив Ивлению. – Боярыня который день в себя не приходит.

– Почему же за мною не послали? – укорила женщина. – От людской молвы известие получила, а то бы так и жила в неведении…

– Кто же на себя смелость возьмет без хозяйкиного ведома тебя звать? – усмехнулась холопка. – А раз пришла, оставайся. Авось не разгневается, если очнется. Но по всему видать, не долго ей осталось…

Девка вдруг всхлипнула и поспешно прижала к глазам платочек.

Ивления села на краешек сиденья перед постелью бабушки. Взяла в руки худую шершавую ладонь. Слезы подступили к глазам, в горле застрял ком боли. Она ничуть не сомневалась, что виновата в том, что бабушка находится на смертном одре, корила и даже проклинала себя.

Ночь постепенно надвигалась на город. Ивления не заметила, как ее обступила темень. Девка зажгла сальный светильник.

Ивления сидела, вспоминая годы детства. Бабушка заменила ей и отца, и мать, и хотя была иногда сурова, в ее любви сомневаться не приходилось. Бабушка никогда не забывала о днях рождения внучки, и Ивления невольно вспомнила, какие пышные и вкусные пироги пекли для нее. С бабушкой она ходила в лес по грибы и ягоды, училась распознавать их, различать ядовитые и съедобные. Бабушка часто брала ее на торжище, любила покупать ей наряды и всякие заморские сласти. Каждый вечер перед сном бабушка рассказывала ей сказки, целовала на ночь, а утром ласково будила…

Как она жила без бабушки эти месяцы? Как могла забыть о ней, пребывая в счастливой неге?

Воспоминания вызвали поток слез, заскользивших по щекам. Ивления выпустила старческую ладонь из рук, чтобы вытереть глаза. В это время бабушка очнулась.

– Ивления… – прошептали сухие бледные губы.

Холопка, дремавшая у стола, вскочила.

– Боярыня очнулась!

– Тихо ты, – старуха сморщилась, – позови Ивлению.

– Я тут, бабушка, – Ивления наклонилась к самому лицу женщины.

Та вгляделась в нее подслеповатыми глазами.

– Хорошо, а то думала, умру, не увидев…

Старуха вновь прикрыла глаза. Холопка и Ивления замерли в ожидании. Прошло время, но старуха больше глаз не открывала.

– Опять в забытье впала, что ли? – вздохнула девка.

Ивления собиралась вновь сесть в изголовье постели, но в это время во дворе раздался шум – и она так и осталась стоять, невольно прислушиваясь.

– Да пропустите меня к жене.

Этот голос вывел женщину из оцепенения, она бросилась к двери, распахнула ее и увидела Варяжку, облепленного дворовыми. Он, размахивая увесистыми кулачищами, настойчиво пытался пробиться в дом.

– Тихо, чего расшумелись? – Ивления грозно свела брови.

Дворовые расступились.

– Боярыня его даже на порог не велела пускать, вот мы и выполняли приказ, – выступил вперед ключник, здоровый мужик лет пятидесяти.

Ивления невольно сморщилась, впервые неодобрительно взглянув на Варяжку: пришел, нашумел, ну ни дня без нее прожить не может.