Марсия Андес - Alone

А она рассказала мне сама, что её хотели выдать замуж против её воли, хотя она любила простого офицера. И её глаза, наполненные горечью, навсегда остались в моём сердце, пока остальное её тело падало в бездну.

Я её не остановила, потому что завидовала. Прыгни я следом за ней, я бы осталась жива.

Осень всегда забирает всё хорошее. Осень никогда не заберёт меня.

Дождик так и не заканчивается, и я выхожу из академии на улицу, чтобы дойти до остановки и поймать маршрутку или такси. Идя с опущенной головой, я думаю о мелодии, которую сыграл этот парень. Я думаю о боли, я думаю о пустоте.

Волосы намокают, тушь, наверное, потекла. Чувствую, как капли стекают по лицу к шее. Цепляюсь за сумку и поправляю воротник. Завтра надо будет взять зонт.

Наступаю в лужу – не надо было надевать сегодня туфли – делаю вид, что не заметила, сворачиваю за поворот и замираю среди людей, ждущих, когда переключится светофор.

Люди такие глупые…

Даже не знают, кто я такая. А я и сама не знаю…

Когда-то я видела, как умирают близнецы. Им было где-то семь, это было до того, как я стала Петрой Айнер. Мы ехали в электропоезде. И он сошёл с рельс, вагон перевернулся, согнулся и сплющился почти полностью. Я сидела у окна, на противоположной стороне мать и близнецы. Меня придавило почти полностью, я лежала неподвижно и смотрела на них. Кровь. Крики. Паника. Одного мальчишку придавило насмерть, он лежал на полу под грудой металла. Второй лежал рядом ещё живой.

И я тогда думала, умрёт ли он, раз его половинки больше нет? Умрут ли они вместе сегодня? Или нет… Умру ли я, наконец? Или мои мучения продолжатся?

Они умерли, а я до сих пор вижу эту картинку перед глазами. Единственное, что я хорошо помню – это смерти.

Тогда тоже был дождь. И теперь всегда, когда плохая погода, я боюсь, что кто-то умрёт, и мне придётся нести этот образ всю жизнь.

Кто-то прячет меня под зонт, и я медленно поднимаю голову.

– Заболеешь, – улыбается парень.

Тот, кто причинил мне сегодня боль.

Уилл Рейген. Я помню. Это имя.

– Не заболею, – безразлично говорю я.

Я никогда не болею.

– Говорю, заболеешь, – он улыбается и встаёт ближе.

Я не шевелюсь.

– Ты очень круто играешь, – уже тише говорит парень. – Тебя ведь Петра зовут?

– Да.

Светофор загорается зелёным, и я выскальзываю из-под зонта и начинаю переходить улицу, но Уилл меня догоняет и снова прячет от дождя. Я не хочу с ним сближаться. Ни с кем. Особенно с ним.

– А я Уилл. Ты всегда такая неразговорчивая? – он перешагивает лужу.

Я резко сворачиваю налево и на пару секунд оказываюсь без защиты.

– Да. А ты всегда такой навязчивый?

– Просто хочу познакомиться, – пожимает плечами.

– А я не хочу, – прикрываю глаза и прячу руки в карманах. – Ты до самого дома собрался за мной идти?

Рейген фыркает, кажется, обиделся. А мне плевать. Я просто хочу умереть…

– Да, если нужно, – он делает голос бодрым, но я вижу, что он всё ещё обижается.

Ненавижу причинять боль людям. И людей я тоже ненавижу.

– Нам не по пути, – я останавливаюсь у ближайшей остановки и оборачиваюсь, замечая нужную маршрутку. Голосую. – Моя.

Я не смотрю на парня. Машина тормозит и обливает низ моих джинс водой. Туфли промокают насквозь, но я всего лишь поджимаю губы и жду, пока дверь откроется. А потом оборачиваюсь к Уиллу и замираю. Он не улыбается. Он просто смотрит на меня, словно вдруг понял всю мою боль и одиночество, всё моя проклятие, понял с одного только взгляда.

– У тебя талант, – говорю я. Уилл вскидывает бровь. – Я про рояль.

Дверь открывается, и я забираюсь в транспорт, оставляя Уилла Рейгена в одиночестве на остановке. Он смотрит на меня так, будто всё понимает.

Я оплачиваю проезд и сажусь на свободное место, стряхиваю с волос воду. Одиночество…

Наверное, самое ужасное слово в мире.

Я курю только крепкие Мальборо. Они заползают мне в лёгкие и сжигают их, оставляют прожжённую дыру в моей душе. Они такие же горькие, как и моя жизнь.

Стоя на балконе и держа свою очередную жертву между указательным и средним пальцами правой руки, я смотрю, как последние капли её души вылетают из моего рта и в немом крике растворяются во влажном воздухе. Редкие капли дождя попадают мне на лицо, сбиваемые с траектории ветром, – я не обращаю на это внимания. Ветер забивается под футболку, и я вздрагиваю из-за мурашек. Всё-таки на улице не лето.

Облака заволокли небеса, солнца теперь не видно совсем. Нужно не забыть положить зонтик в сумку.

У меня столько времени, что я вечно забываю всякие мелочи. День. Ночь. Всё сливается, всё превращается в сплошные сутки.

Я ведь не сплю. Никогда.

И от этого моя жизнь кажется в два раза длиннее.

Я наблюдаю за людьми, которые копошатся внизу, словно муравьи, чей муравейник растормошили палкой. Их почти не видно – зонтики скрывают всё. Большие, маленькие, чёрные, с рисунком, разноцветные, прозрачные – все они говорят об их хозяевах.

Все они скоро заржавеют или порвутся, а потом окажутся на свалке.

Ничто не вечно.

Ничто. Кроме меня.

Пепел падает на мои пальцы, и я выбрасываю окурок вниз с балкона, наблюдая, как он стремительно летит вниз, чтобы оказаться в какой-нибудь луже. Или его подберёт ребёнок и докурит. Дети нынче не такие, как раньше…

Сжимаю руками железные прутья, секунду медлю и бросаю последний взгляд вдаль. Ухожу.

Курить больше не хочется.

Я курю, надеясь, что меня убьёт рак лёгких. Может быть, так мне суждено умереть…

В квартире темно, горит лишь открытый ноутбук. Здесь почти ничего нет, ничего, что бы напоминало мне о прошлом, причиняющем невыносимую боль. Только настоящее. Телевизор, компьютер, интернет. Ненужная кровать, кресло, стол. Рояль. В шкафу только книги, которые я купила за все годы, что жила тут. Никаких фотографий. Ничего.

За годы жизни я собрала кучу антиквариата, накопила столько денег, что хватит на несколько жизней вперёд. Всё это в доме, который находится в слепой зоне от спутников. Туда не добраться просто так, его невозможно найти, если не знаешь, где именно искать. Если не знаешь, ЧТО ты ищешь.

Я могла бы жить где-нибудь на необитаемом острове в одиночестве, не скрываясь, не позволяя людям задуматься: а почему эта девчонка не стареет? Но я так не могу. Пробовала. Не понравилось. Поэтому я часто переезжаю, часто меняю имена, часто заменяю одну жизнь другой, подстраиваю свою смерть, чтобы какое-нибудь ЦРУ или ФБР не задумалось на счёт меня. Правительство сейчас слишком любопытное, а гнить в какой-нибудь лаборатории у меня нет желания. Я не крыса.

Я просто человек.

Выйти бы на крышу, да дождик ещё не закончился…

Подхожу к роялю и сажусь на стул, осторожно открывая крышку. Провожу пальцами по клавишам. Рояль старый, я купила его в антикварной лавке несколько лет назад. Клавиши пожелтели, краска на нём потрескалась, глядишь, вот-вот развалится…