Эдуард Лимонов - Золушка беременная

Из трёх душ семья трясётся:
Мама, сын и злая дочь,
А метро в сердцах несётся
Далеко от центра прочь…

Воробьёвых гор просвет…
Прямо в «Университет»!
Я иду, охранник рядом,
Бог с ним, с этим зоосадом…

Дует ветер палуб,
Задницу прикрой!
Нам не нужно жалоб,
Мы, матрос, с тобой!

Мы не злой ботаник
(бабочку убил!)
Мы не знаем паник,
Друг нам крокодил…

В зеркало заглянешь,
Там стоит чужой,
Тайный, словно залежь
Карты козырной…

Брови–альбатросы
И морской берет,
Лучшего матроса
В океане нет…

Мы котлы растопим,
Выпустим дымы,
В Амстердам торопим
Пароходик мы…

Сухогруз короткий,
Ром и коренья.
И в корейской водке
Жёлтая змея…

В круглой чёрной раме
Прыгает волна,
Девок в Амстердаме
Знаю имена…

Смуглая Найоми,
Белая Марго,
Кто ещё там кроме?
А, Виктор Гюго!

Я его читаю.
Утром. Спит бордель
С Travaileurs de mer’a
Пропадает хмель…

Фифи

Шторм прошёл, в снегу дорожки,
Даже солнце появилось,
И при виде моей крошки,
Сердце у меня забилось…

До чего же нежен пальчик,
До чего стопа крутая,
Я люблю тебя как мальчик,
Моя козочка нагая…

В метафизических садах
Сидит на льду Шахерезада,
А с нею рядом — тёплый шах
В одежде бала–маскарада…

Привыкли мы, что там тепло,
В шелках тысячепервой ночи.
А там сугробы намело,
И дни всё суше и короче…

Сонные бабушки,
Вставшие в ночи,
В глубине избушки
Лепят куличи…

Сонные трамваи
Проплывают вдоль,
Тише не бывает,
Град «Зубная БОЛЬ».

Тихо две старушки
Ждут, стоят, трамвай.
Ушки на макушке,
Назначенье «РАЙ»…

Родители его любили,
Мячи и шахматы дарили,
Но наготове был ремень,
Чтобы парнишка рос кремень.

А на краю у той деревни
Вдруг начинался ужас древний.
Скользил по веткам короед,
То змей, то парень, а то дед…

И крашеные корабли,
И гроздья спелого салюта,
Оторванный от мать–земли,
Крым возвратился почему–то.

Мы празднуем свою любовь,
Но Мариуполь, в то же время,
По тротуарам свою кровь,
Растрачивает, ранен в темя.

Простые мужики. Народ,
Простые бабы, с криком: «Гады!»
Орда поганая вдруг прёт
На наши ясли и детсады…

Врагу кричим мы: «Не моги!
И трепещи, поганый хлопец!
А то все наши сапоги
Пройдут по яйцам, будешь скопец!»

Там же живёт Франсуа Лальé,
Так же выходит курить на pallier,
Мир приключений не для него,
Вырастил, верю, сынка своего…

Мир приключений! Мир приключений!
Среди тропических ярких растений
Или же стены сырые тюрьмы…
Награждены приключением мы…

Ты — умерла, я в тюрьме отсидел,
Пáтрик Бессон таковых не хотел,
От приключений — остался в Paris,
Где как цветы по утрам фонари…

Бродил по берегу я Ангары,
Байкала камни я лизал,
Смотрел на море я с горы,
Полынь зубами растирал…

Ну что же, Азия, она
Вещественная и живая,
В меня зачем–то влюблена,
Меня шаманила, лихая,

Меня бурханила всего,
И к Будде под ноги бросала.
Я стóю, разве, твоего
Вниманья, чтобы так трепала?

Как хан Мамай над русским городком,
Фифи два дня ревела и владела,
Теперь, как после встречи с мясником,
Мне жжёт, саднит, и раздирает тело…

Сидят, прижавшись, воробьишки
В причёске липы молодой,
И бьются робкие сердчишки:
«О, Бог наш, липа, Бог живой!

Храни нас против хищной птицы,
И против кошки площадной,
Позволь нам тихо приютиться
В твоей запазухе большой.

Мы только маленькие птички,
Мы — ребятишки–воробьи,
Поём, наклюкавшись водички,
Мы, подопечные твои…»

В тиши библиотек, где молодой суглинок
Зияет в мокрое окно,
Надену я стремительный ботинок,
Поеду я туда, где модно, как в кино.

Где телеострова, рассыпанные густо,
Где рыбы прыгают в ночи,
И где холодное, красивое искусство
Гуляет в пиджаках и с сумками «Гуччи»…

Там, где в порту лежат ленивые матросы,
Где булькает Гоген, и кашляет Сезанн,
Я закурю твои с гашишем папиросы,
О, праздник для Души, Великий Рамадан.

Аллах в своей чалме глядит на Магомеда,
У ног его лежит весёлая Айша,
Их розовой водой политая беседа,
И у холодных плит забыты два ковша.

Противный Европей и глупые Гонконги
Нам не нужны с тобой, нам не нужны с тобой,
Тела мы окунём в бассейны, как в шезлонги,
И в воздух голубой, и в воздух голубой…

Так мы росли. Восточная Европа.
Кремль из подушек. Храм из одеял.
Никто не видел дальше микроскопа,
И телевизор не существовал…

На телевизор вскоре все молились,
По вечерам как в церковь в гости шли,
Причёсанные, важные, садились,
В подарок булок и конфет несли.

Мы западная Азия из глины —
Печальные и мрачные хунну,
И потому мы отдали грузину
Большую, неуютную страну.

И потому под взгляд его мордатый
И черные блестящие усы,
Шли мрачно азиатские солдаты
На Ваш Берлин, из лесополосы…

Те растения ещё живы,
Тех животных давно там нет,
Черемши самострел счастливый,
Рыб играние в лунный свет…

Моя молодость на Алтае
Вдруг прильнула к моим щекам,
В Казахстане, что близ Китая,
По ущельям и по горам…

В этих чащах гнездились волки,
И трещал по кустам медведь,
Там маралы живут без толку,
Чтобы доблестно умереть…

Там проезжий калмык с лошадки
Ищет, где его Чингисхан,
И луну созерцая сладко,
Крепко держится за стакан,

Там грибы с валуны размером,
И на крошечном КПП
С кривоногим милиционером,
Вдетым в тесные галифе,

Рассуждаем про корень чёрный,
В те прославленные года
Представлялся я как учёный,
«Академик», — звала орда…

Ты прибываешь в мир мужчины…
Коньяк, табак, клинки, морщины,
Одеколон и хриплый бас.
Всё, барышни, волнует вас…