Гейл Карсон Ливайн - Заколдованная Элла

— Тогда я первый — и поймаю тебя внизу.

И он соскользнул по перилам легко и непринужденно — и я сразу заподозрила: наверняка он годами тренировался в родном дворце.

Настала моя очередь. Перила были — мечта: гораздо длиннее и круче, чем дома. Пол стремительно приближался — но внизу стоял Чар. О н подхватил меня на руки и закружил в воздухе.

— Давай еще! — воскликнул он.

Мы побежали наверх. Чар у меня за спиной сказал:

— Погоди, еще покатаешься на перилах у нас дома!

У него дома? Когда?!

— Ну, я поехал! — И он соскользнул вниз.

Я последовала за ним. И промчалась почти до самого низа, когда дверь отворилась. Чар подхватил меня на глазах у моего потрясенного отца и новых родственниц.

Чар их не видел и крутанул меня, как в тот раз, но замер на полуобороте. Чинно поставил меня на пол и поклонился отцу и мамочке Ольге; лишившийся пуговиц камзол распахнулся. От смеха Чар не мог выдавить ни слова.

Отец кривовато усмехнулся. Мамочка Ольга глупо улыбнулась. Оливия озадаченно наморщила лоб. Хетти просияла.

Я воспользовалась их замешательством и поскорее прикрыла хрустальные туфельки подолом.

— Спасибо, что почтили нас своим присутствием, ваше высочество, — проговорил отец, давая Чару время опомниться.

Времени не хватило.

— Вы… — Взрыв хохота. — Мои наилучшие пожелания… — Хохот. — Зароком чего служат… — Раскат хохота. — Ох, простите. Я смеюсь… — снова хохот, — не над вами. Прошу вас, поймите… — Чар умолк, вытирая выступившие на глазах слезы.

Отец тоже хохотнул. Я не выдержала и рассмеялась, держась за перила, чтобы не упасть. Ничего не могла поделать, хотя и не сомневалась: Хетти мне этого так не оставит.

Наконец Чар неловко поклонился и покинул нас.

— Поздравляю с очередной победой, Элла, — заметил отец.

— Принц ни за что… — начала было Хетти.

— У меня на счету нет никаких побед, — перебила я ее. — Предыдущую обеспечили твои грибочки. И вообще Чар… принц на год уезжает в Айорту

— Милый, здесь сквозит, давай уйдем! — Мамочка Ольга обиженно выпятила нижнюю губку, и получилось по-дурацки.

— Сокровище мое, ты замерзла! Идем-идем. — Отец набросил на плечи мамочке Ольге свой плащ.

В карете меня втиснули между Хетти и Оливией — было неудобно, зато они грели меня своими боками. Мамочка Ольга, сидевшая напротив, резко повернулась к отцу.

— Раньше мне было неловко спрашивать, котик, но теперь можно. Насколько мы богаты?

— Ну, примерно как и раньше… Неужели ты думала, моя глупышечка, что после свадьбы сундуки размножаются? — Он обнял ее.

— Нет, зайчик… — Она снова выпятила губу. — Просто спросила.

— А я ответил.

— Может, я и глупышечка, но я не поняла твоего ответа. Сколько есть у меня, я знаю, а сколько у нас — нет.

Отец посмотрел ей в глаза и положил руки ей на плечи.

— Любовь моя, ты должна быть стойкой.

Я напряглась.

— Я пришел к тебе нищим, мне нечего предложить, кроме себя самого. Я надеялся, тебе этого достаточно…

Она погладила его по щеке.

— Ты — мое счастье, больше мне ничего не нужно. — Тут до нее дошел смысл его слов. — Нищим? Как это нищим?! Наверное, в переносном смысле! Неужели ты правда нищий?

— После краха мне удалось сохранить только гардероб — свой и Эллин. В общем-то, и все.

— Мама! — завопила Хетти. — Я тебя предупреждала! Что мы всем скажем? Я же знаю, что Элла…

Но ее заглушил вой мамочки Ольги:

— Ты меня совсем не лю-у-у-у-у-убишь! Ты меня обману-у-у-ул, ты разбил мне се-е-е-ердце!

Отец притянул ее к себе. Она разрыдалась ему в плечо.

— Мы теперь бедные, да? — в панике пищала Оливия. — У нас совсем нет денег? Мы умрем с голоду?

— Тихо ты, Оливия! — одернула ее Хетти. — Мы не бедные. А вот Элла бедная. Ее надо пожалеть. Но…

Договорить ей не дали. Мамочка Ольга перестала рыдать и высвободилась из отцовских объятий. Она протянула руку ко мне и сорвала у меня с пояса ридикюль.

— Что у тебя там? — Она вытряхнула содержимое себе на колени. — Деньги? Драгоценности?

Гребешок и носовой платок — но гребешок мамочка Ольга изучила всесторонне:

— Черненое серебро. Я его заберу.

Она швырнула мне ридикюль и снова протянула свою лапищу. Карету тряхнуло, а мамочка Ольга схватила мой браслет и хотела его сорвать. Я оттолкнула ее, но хватка у нее была крепкая.

Отец потянул ее к себе и взял за руки:

— Ольга, мы любим друг друга. Все остальное неважно. А скоро я снова уеду по делам и верну все свое достояние — и с избытком.

Она его словно не слышала:

— Эта попрошайка не будет жить в моем доме как знатная дама! Пусть зарабатывает себе на пропитание!

— Ольга, душа моя, я рассчитываю, что к Элле будут относиться с должным уважением, — увещевал ее отец. — Нельзя делать из нее служанку в собственной семье. Ты понимаешь меня, моя сладкая?

Мамочка Ольга кивнула, но испепелила меня взглядом.

— Мама, я рассчитывала, что мы станем богаче и сможем…

Кучер открыл дверцу кареты. Мы прибыли в мой новый дом.

Мой сундучок отнесли по сумрачным коридором в гостевую спальню — богато обставленную, но донельзя мрачную. Горничная зажгла три канделябра, а толку все равно никакого — свет не помог. Она откинула покрывало на кровати и ушла.

Мне ужасно хотелось, чтобы Мэнди пришла и поцеловала меня на ночь, — жаль, она должна была приехать из нашего старого дома только завтра. Я осталась один на один со своими опасениями. Что со мной здесь сделают? Как мамочка Ольга накажет меня за отцовский обман? Скоро ли Хетти снова начнет мной помыкать?

Хетти, конечно, не заставила себя дожидаться. Первый приказ я получила уже на следующий день. Это было, когда лакей объявил, что к нам с визитом пришел Чар. Пришел он ко мне — однако Хетти приказала мне сидеть в своей комнате, а сама его принимала.

— Милая, ты мне помешаешь.

— Это ты мне мешаешь! Он пришел ко мне!

— Иди к себе, Элла. — Хетти погладила мамино ожерелье. — Принца я тоже беру себе.

Оказавшись в своей комнате, я затопала по полу — вдруг Чару станет интересно, что это за шум, и он придет посмотреть? Но пол и стены были очень толстые, и он ничего не услышал.

А потом Хетти сказала:

— Может, поначалу он и правда будет приходить к тебе, но со временем я его завоюю. Когда он прощался со мной, то сказал, что наш разговор навеки запечатлелся в его памяти.

На следующий день Чар снова пришел, и меня опять посадили под арест.

Половину времени, которое Чар пробыл у нас, я простояла под дверью своей комнаты — пыталась заставить себя выйти за порог и избавиться от проклятия. Вторую половину я простояла у окна, высматривая Чара. Уходя, он оросил взгляд на дом. Я было помахала, но Чар уже отвернулся.