Гейл Карсон Ливайн - Заколдованная Элла

В моей волшебной книге в день отъезда Чара в Айорту появился отрывок из его дневника. Чар меня видел.

Элла меня избегает. Я дважды навещал ее, но мне сказали — она уехала с визитами. Оба раза ее сводная сестрица Хетти говорила, что Элла вот-вот вернется, и я ждал ее часами, но она так и не появилась.

А вчера я обернулся — хотел в последний раз посмотреть на ее особняк, раз уж я не могу в последний раз посмотреть на нее. А. она стояла у окна на верхнем этаже.

Надо было мне тут же вернуться и потребовать, чтобы меня к ней пустили, но я совсем растерялся. Почему она там оказалась? Неужели она от меня прячется? Неужели сердится или обижается? Если да, почему она не вышла в гостиную и не объяснилась со мной? Уверен, у нее хватило бы на это духу.

Тогда я решил вернуться вечером и потребовать встречи с ней. Но оказалось, матушка устроила мне сюрприз — прощальный прием — и уйти было нельзя. Я бы сходил к Элле и утром, но отцу не терпелось отправиться в путь, и я не мог его задерживать.

Может быть, ей неловко, что она съехала по перилам, и она считает, что зря я ее на это подбил? Может быть, ее отец и его новая жена были недовольны?

Я хотел рассказать ей, как дома однажды целый день катался по перилам и сам не заметил, что мало-помалу протер бриджи.

Она бы, наверное, посмеялась. Насмешить меня для нее пара пустяков — а мне завидно.

А вместо этого мне пришлось слушать трескотню сестрицы Хетти. Не понимаю, как ей удается изливать непрерывный поток слов и при этом все время натужно улыбаться — и я в жизни не видел таких огромных зубов. Наверное, здорово щелкает орехи. Зря я так. Обычные зубы, разве что слегка крупноватые.

Младшенькая сестрица Оливия почти ничего не говорила, но уж как ляпнет, мало не покажется. Поинтересовалась, могу ли я приказать подданному, чтобы тот отдал мне все cвoe состояние. Я спросил, зачем мне чужие деньги, а она удивленно вытаращилась и говорит: «Вы же хотите стать еще богаче». Будто это само собой разумеется.

Все это я терпел, пока Элла от меня пряталась. А. теперь целый год ее не увижу.

Надо срочно ему написать. Если он решил, что я разозлилась, то первым нипочем мне не напишет. Только как мне объяснить ему, почему я не показывалась?

В гостевой комнате нашлись и бумага, и перо, и чернила. Я очинила перо — и обнаружила, что не знаю, с чего начать. Называть принца Чаром в личной беседе — это пожалуйста, а в письме — совсем другое дело. Слова «Дорогой Чар» на бумаге выглядели сущим нахальством.

«Дорогой принц Чармант» или «Ваше высочество» — слишком церемонно. А чем закончить? «Искренне твоя» — деревянно, а «С любовью» — нет, извините.

Я решила пропустить обращение и начала писать. Все равно письмо будет адресовано Чару, ошибки быть не может.

Мне запрещено выходить из комнаты. Я видела, как ты приходил, и видела, как уходил. Я помахала тебе, только ты, наверное, не заметил. Отец очень на меня сердит. Ты тут совсем ни при чем. Он обиделся, что я ушла с бала.

Просидеть под замком мне осталось еще два дня. Но сейчас ты уехал, я лишилась надежды попрощаться с тобой, и сидеть в заточении уже не так ужасно. Я очень хотела бы, чтобы ты мне писал — и не только об Айорте. У меня много вопросов, некоторые — неделикатные. Ты учился в школе с другими детьми, или у тебя были личные учителя? Мне кажется, ты прекрасно успевал по всем предметам, но, может быть, я ошибаюсь? Кто заботился о тебе, когда ты был совсем маленький? Когда ты узнал, что ты принц и, в конце концов, станешь королем? Как это открытие повлияло на тебя?

Если мои вопросы тебе неприятны, не отвечай на них, пожалуйста.

Дальше я рассказала ему о том, как мне жилось до маминой смерти, во что мы играли с мамой и Мэнди, каково на вкус бодрящее снадобье и как мне рассказывали сказки. Умолчала я только о самом главном: о даре Люсинды и о том, что Мэнди — фея.

А потом пообещала:

В следующем письме я подробнее напишу про пансион, про эльфов, про Арейду, мою подругу из Айорты. если ты ответишь быстро, я пришлю тебе еще и рецепт нашего с Мэнди рулета с вареньем (кроме всего прочего, я отлично готовлю, хотя в пансионе этому не учат). А ты испечешь рулет и удивишь гостей.

Если будешь писать, пожалуйста, адресуй письма не мне и ни в коем случае не давай понять, кто отправитель. Пиши Мэнди. А она мне обязательно передаст.

Ну вom, тебе не по душе, что я предлагаю всякие уловки и увертки. Остается лишь надеяться, что человек, который так великолепно катается по перилам, сумеет преодолеть излишнюю щепетильность в этом вопросе.

Как сказала бы моя подруга из Айорты, «Адумма убенсу енуссе онсордо!» — «Прошу тебя, отвечай поскорее!»

Внизу я приписала: «С нетерпением, Элла». Хотя бы не очень официально. А потом вернулась в начало и добавила: «Дорогой Чар!»

Как же написать адрес? Понятия не имею, где Чар живет.

В конце концов я отправила письмо в королевское семейство Айорты, уповая на то, что оно попадет в руки порядочного человека, который и передаст его куда нужно.

Оставалось ждать ответа. А тем временем… чего я только не натерплюсь от мачехи с сестрицами!

Через три дня после отъезда Чара отец тоже уехал — опять по торговым делам. Перед тем он поговорил со мной с глазу на глаз в маленькой гостиной, которую он превратил в свой кабинет.

— Я уезжаю в полдень, — сказал он. — Хвала небесам, фея оставила мне свободу воли и здравомыслие и я в состоянии уехать, хотя буду тосковать по моей Ольге каждую секунду. Ничего себе дар! Если бы я мог взять нож и вырезать кусок сердца, который принадлежит жене, я бы взял и вырезал! — И он потрогал кинжал в ножнах на поясе.

Нипочем не поверю: себе он больно не сделает, не на такого напали.

— Почему ты оставляешь меня у них? — спросила я.

— А куда тебе деваться? Из пансиона ты сбежала, а здешнее общество лучше того, в какое ты попадешь, если поедешь со мной. Себя я тоже имею в виду. Не вздумай снова убегать.

— Твое общество мне нравится больше. — Это была правда: в отце сохранилась хоть капля искренности, а в Хетти и мамочке Ольге ее не было ни на грош.

— Ты мне льстишь. Ну, подойди, поцелуй отца на прощание.

— До свидания.

— Я буду скучать по тебе, дитя мое. — Он поцеловал меня в лоб. — Предпочитаю любить жену на расстоянии. Вернусь не скоро.

— Мне все равно.

Оказалось, не все равно.

Не успела отцовская карета скрыться из виду, как мамочка Ольга проглотила слезы и приказала лакею перенести мои пожитки в каморку в крыле для слуг.

Это была скорее тюремная камера, чем комната, — с крошечным оконцем и без камина, и места в ней хватало только для шкафчика и соломенного тюфяка на полу. Близился декабрь, и в комнате было холодно. Зимой она превратится в ледник.