Гейл Карсон Ливайн - Заколдованная Элла

Только одна гостья ловила каждое слово, подавшись вперед всем телом, кивая каждой банальности и с улыбкой промокая глаза платочком. До меня донесся аромат сирени. Люсинда!

Нельзя попадаться ей на глаза! Я же дочь жениха и не смогу притвориться, будто не говорю по-киррийски. Если Люсинда узнает, что я ее провела, то будет вне себя от ярости. Я натянула маску.

Когда церемония закончится, все бросятся поздравлять молодых, вот я и улизну. Я не спускала глаз с Люсинды, готовая пригнуться, если она посмотрит в мою сторону.

Стоило сэру Томасу умолкнуть, как Люсинда грациозно вспорхнула с кресла.

— Друзья мои, я в жизни не видела столь трогательной церемонии! — звонко пропела она, направляясь к моему отцу и мамочке Ольге.

Сэр Томас просиял.

— Но дело не в занудной велеречивости этого господина…

Послышался сдавленный смешок.

— … А в любви, соединившей этих двух уже немолодых людей…

— Мадам! — возмутилась мамочка Ольга.

Люсинда ее не слышала.

— Меня зовут Люсинда, я фея и сейчас преподнесу вам чудеснейший дар!

Мамочка Ольга мигом перестала возмущаться и пришла в восторг.

— Волшебный дар! При всех! О, мой сладкий сэр Питер, какая прелесть!

Тут бы мне и унести ноги, но я застыла на месте.

— Большая честь для нас, — поклонился отец.

— Это самый очаровательный дар. Никто не скажет, что он глупый или опасный. — Люсинда надменно вздернула подбородок. — Мой дар — вечная любовь. Вы будете любить друг друга до самой смерти.

Отец от ужаса утратил дар речи.

— Как это романтично, мой сладкий сэр Питер! — выдохнула мамочка Ольга и взяла его под руку.

Взгляд у него стал другим, и он нежно потрепал ее по щеке.

— Я рад, что ты довольна, моя дорогая, жизнь моя… — Он, похоже, сам себе не верил. — Любовь моя.

Оливия рванулась к новобрачным, споткнувшись о мои ноги и вереща:

— Фея, настоящая живая фея!

И протолкалась к Люсинде.

Отца с мамочкой Ольгой окружила тесная толпа гостей, стремившихся их поздравить, но таких целеустремленных, как Оливия, среди них было мало. Сейчас эта безмозглая фея оглядится кругом. Я выскочила за дверь.

Прятаться на улице я бы не смогла — очень холодно. Тогда я решила пробраться наверх.

Лестница была винтовая, и перила просто созданы для того, чтобы по ним кататься. Я едва поборола искушение съехать с самого верха — а то угодила бы прямо в объятия Люсинде, честное слово. Заслышав ее голосок, я метнулась по лестнице.

Очутившись на площадке, я наобум открыла какую-то дверь — она вела в коридор. Тихонько закрыв дверь за собой, я соскользнула на мраморный пол и привалилась к ней спиной, вытянув ноги.

А вдруг отец и вправду будет счастлив благодаря этому дару? Вдруг Люсинде наконец-то удалось сделать подарок, от которого одаренным станет хорошо? Я собралась с силами и представила себе, какой будет их семейная жизнь. Может быть, любовь ослепит отца и он не будет замечать недостатки мамочки Ольги?

Шаги по лестнице, конечно, были слышны, но я их проворонила. Дверь у меня за спиной распахнулась. Я рухнула навзничь — и обнаружила, что гляжу снизу вверх не на кого-нибудь, а на Чара.

— Ты не ушиблась? — испугался он, опускаясь на колени.

Я села, вцепилась Чару в рукав, втащила принца в коридор и закрыла дверь.

— Нет.

— Хорошо. — Он встал.

По-моему, он улыбался, но, может быть, и с издевкой. В коридоре было темно и не видно. Что он подумает о таком моем поведении? Как он считает, почему я прячусь?

— Я думала, ты до сих пор проверяешь пограничные войска. Не заметила тебя среди гостей.

— Мы только сегодня утром вернулись. Опоздали на церемонию — я едва успел заметить, как ты бежишь вверх по лестнице.

И он замолк — наверное, ждал, когда я все объясню. А я не стала, а он был вежливый и ничего не спросил.

— Отец жил здесь, когда был маленький и новый дворец еще не построили, — сказал Чар. — Он говорит, тут где-то есть тайный ход. Считается, ход берет начало в какой-то комнате на этом этаже.

— А куда он ведет?

— Вроде бы в туннель подо рвом. Отец много раз пытался его найти.

— Пошли поищем?

— Тебе правда хочется? — По голосу было слышно, что ему не терпится. — Ты ведь пропустишь маскарад…

— Ну его, этот маскарад. — И я рывком открыла ближайшую дверь.

Навстречу нам хлынул свет — и я увидела, что Чар улыбается безо всякой издевки. Наоборот, он сиял почище Яблочка!

Мы оказались в спальне с пустым платяным шкафом и двумя большими окнами. Простучали стены — не отзовется ли стук гулким эхом, выдавая пустое пространство; прощупали — нет ли замурованных проходов. Проверили пол, гадая, кому и зачем был нужен этот ход.

— Чтобы предупреждать Фрелл об опасности, — предположил Чар.

— Чтобы унести ноги от чокнутой феи.

— Чтобы избежать наказания.

— Чтобы улизнуть со скучного бала.

— А вот это наверняка, — согласился Чар.

Правда, какой бы ни была причина для побега, средства мы так и не обнаружили. Впрочем, каждую следующую комнату мы обследовали с куда меньшим рвением, чем предыдущую, и довольно скоро наши поиски превратились в прогулку. Мы не спеша шли по коридору, открывали двери, заглядывали в них. Если там было что-то интересное, заходили и смотрели пристальнее.

Я выдумывала какое-нибудь дурацкое объяснение, почему я застряла наверху.

— А ты догадался, почему я тут закрылась? — спросила я.

— Понятия не имею. — Чар распахнул очередную дверь. Ничего стоящего.

— Чтобы избежать соблазна.

— Какого соблазна? — Он улыбнулся, понимая, что сейчас я его посмешу. Уже привык. Теперь придется постараться.

— Неужели сам не знаешь?

Он помотал головой.

— Соблазна прокатиться по перилам!

Он засмеялся — да, не ожидал такого.

— А почему ты лежала?

— Вовсе я не лежала. Я сидела.

— Так скажи, почему ты сидела.

— Играла, как будто я съезжаю по перилам.

Он снова засмеялся:

— Зря ты не съехала. Я бы поймал тебя внизу.

До нас донеслись звуки оркестра — медленная аллеманда.

Коридор упирался в заднюю лестницу, на каждой площадке которой были другие двери, а они вели в другие коридоры — все более или менее одинаковые.

— Стоит зазеваться, и мы обыщем все комнаты по второму разу, — проговорил Чар. — И разницы не заметим.

— У Гензеля с Гретель были камешки и хлебные крошки, чтобы отмечать путь. А у нас ничего.

— Ерунда, мы богатые. А они были нищие. У нас наверняка что-нибудь найдется. — Он оглядел себя и покрутил костяную пуговицу на камзоле, пока она не оторвалась. В дырочку было видно полосатую шелковую рубашку. Я в изумлении смотрела, как он кладет пуговицу на плиточный пол в коридоре, который мы прошли, в шаге от выхода.