Дина Данилова Dayllary - Девятнадцатый

– …светились синим, – закончил фразу Ирвин.

– Да… а откуда ты знаешь?

– Видел. Думаю, он обладал какой-то силой, и когда он ею пользовался, то у него в глазах горели эти огоньки.

Сьюзен покачала головой, а Кайл возразил вслух:

– У него не было колдовских сил. Когда они с мамой узнали друг друга, она говорила мне, что в нем нет никакого колдовства. Кроме любви.

Ирвин вздохнул и пошёл к двери, оставшись при своем мнении о способностях юноши в шерстяном плаще. Он не стал приводить никаких доводов, поскольку понял, что эти странные взрослые дети не обрадовались бы, если бы узнали, что их отец все-таки владел магией. Во всяком случае настолько, чтобы вернуть Ирвина на площадь…

– Ну что же, малыши, – сказал гость, стоя на пороге, – живите счастливо. Спасибо вам.

С этими словами он вышел в темноту улицы. Впервые за последние семнадцать лет он шел распрямив плечи, не отягощенные чувством вины.

С тех пор в Распиле не появлялось ни одного пришлого человека. Разумеется, это никого не удивляло. Отныне город жил только собственными человеческими ресурсами. И продолжал вымирать, пока в одном из поколений потомков Дороти, не родилась Гильберта Оттоун. Круглолицая девочка с пушистыми каштановыми локонами и дерзко вздернутым носиком, во внешности и характере которой не осталось ничего от темноголового и молчаливо-деловитого рода Стоуффоли. Энергию и умение скоропалительно принимать решение, повинуясь интуиции, она унаследовала от Меган, от Дороти ей досталась безумная любовь к цветам и травам. От многих из своих предков по женской линии Гильберта получила в подарок тот или иной дар… но тем, который прославил её в городе и сделал незаменимой в дни Саббатов, до неё в роду не обладал никто.

О нем город узнал в Лагнасад того года, когда Гильберте было шесть лет.

Тот раз выдался крайне неудачным: из семи ожидаемых малышей трое родились раньше времени, и трое же, из оставшихся четырех родились к без часу полночь. Мать четвертого, Миранда, промучилась схватками больше двадцати часов, а ребёнок все не появлялся. Из пяти предыдущих её детей четверо умерли и надежда, столь ярко горевшая утром, надежда на то, что этот ребёнок, такой долгожданный, все-таки выживет, теперь угасала с каждой минутой. Время уходило, а малыш так и не родился.

Повитухи, хлопотавшие вокруг роженицы, тоже выбились из сил. Молодая Роа еще кричала что-то Миранде, подбадривала её (хоть и получалось это неубедительно), а старшая Анна просто стояла рядом, опершись о стол, на котором горой были накиданы мокрые и грязные полотенца.

– Уже поздно… – тихо пробормотала она, дождавшись, чтобы Миранда снова закричала и не услышала ее. Роа, однако, разобрала этот приглушенный шепот и бросила на свою помощницу сердитый взгляд и та, устыдившись сказанного, отвернулась. И увидела девочку, съежившуюся под столом.

– Гильберта? – удивленно спросила Анна. – Зачем ты здесь? Разве детям здесь место?

– Кому же еще, как ни детям? – так же удивленно произнесла Гильберта.

Анна нахмурилась и взглядом указала девочке на дверь. Та выбралась из-под стола, вытерла о юбку влажные ладошки, но не пошла к двери, а проскользнув под руками старой повитухи, подбежала к Миранде и остановилась в полушаге от неё справа. Несколько секунд широко раскрытыми глазами девочка смотрела в потное лицо, искаженное гримасой боли, а потом вдруг несильно хлопнула ладонь по напряженному большому животу, при этом выкрикнув что-то резким пронзительным голосом. И в ту же секунду Миранда, пораженная сильнейшим приступом боли, выгнулась всем телом и затряслась. Анна уже протянула руку, чтобы за растрепанные волосы оттащить Гильберту к двери, но тут Роа закричала вдруг: «Пошёл! Пошёл! Да тужься же, Миранда!» Но от боли роженица не могла даже кричать, не то что понять, чего хочет от неё Роа… Сотрясаемая вертящимся в ней заклинанием Гильберты, Миранда содрогнулась раз, потом другой, а потом закатила глаза, побледнела лицом и потеряла сознание. Первого крика новорожденного она не услышала.

– Мальчик! – не веря своим глазам, сдавленно крикнула Роа. – Ножками вперед шёл… Успел всё-таки! Мальчик!

Измученный тяжелыми родами тёмно-красный младенец пищал и вздрагивал в её руках…

Опомнившись, Анна кинулась за дверь, откуда уже выглядывала еще одна помощница, Лийза. Лицо девушки было недоверчивым и радостно-удивленным.

– Лийза, воду, чистые полотенца! – скомандовала Анна. – У нас родился мальчик! За пятнадцать минут до полуночи!

Лийза радостно взвизгнула и бросилась в соседнюю комнату. Сначала оттуда донесся звук чего-то разбившегося, потом короткий возглас: «Мальчик!» и сразу же радостный многоголосый крик. Потом в комнату ворвались Лийза и Марта, схватили новорожденного, перевязали ему пупок, обмыли, завернули в пеленки… Словом сделали все, чтобы малыша не стыдно было показать матери, когда она очнется.

Миранда, и в самом деле, скоро пришла в себя. Лицо её временами все еще кривилось от сильной боли, но разум уже прояснился настолько, чтобы она смогла понять: у неё родился сын. Какая-то неведомая сила победила хватку её чрева и вытащила малыша на белый свет, когда надежда уже почти иссякла.

Мать вскинула тонкие руки и жалобно попросила:

– Ну дайте же мне его! Я так долго его ждала! Я хочу его видеть!

Лийза подхватила малыша и уже хотела отдать его матери, но Роа остановила ее.

– Не ты, – сказала она. – Гильберта.

Только тут все вспомнили про Гильберту, каким-то чудом оказавшуюся в комнате. Девочка сидела на полу у стола, бледная и потная. Короткие волосы липли к белым щекам, зеленые прозрачные глаза были пусты и безжизненны.

– Сколько же сил она потратила, – пробормотала Анна и подошла к девочке. – Гильберта? – спросила она. – Ты слышишь меня?

Гильберта шевельнула бровями и попыталась улыбнуться.

– Я слышу, – через силу пробормотала она.

– Ты спасла мальчика, – сказала Роа. – Ты можешь передать его Миранде. И принести радостную весть его отцу. Очнись же, Гильберта, соберись с силами. Такая честь выпадает не каждой.

Опираясь на руки Марты и Анны, Гильберта встала и подошла к ребенку. Голос Роа давал ей новые силы. Она взяла мальчика и, с помощью Анны, осторожно положила его на грудь Миранды.

– Дай ему имя, – попросила вдруг мать новорожденного.

– Разве я могу? – удивилась Гильберта. – Ведь это делает отец ребёнка.

– Я думаю, он будет не против. Назови его…

– Генри, – не задумываясь, сказала девочка. – Это хорошее имя.

Так открылся талант Гильберты, спасший позже жизнь очень многим детям, и так появился на свет Генри Дилл. Большие часы на первом этаже гулко пробили полночь, а через три минуты из дверей дома, пошатываясь от слабости, вышла Гильберта. Раймонд Гилл посмотрел на неё с ужасом, ожидая, что сейчас она посмотрит на него и со слезами в голосе сообщит о смерти ребёнка, но девочка всё шла по каменной дорожке, не поднимая глаз, и лишь выйдя за калитку окинула взглядом собравшихся людей. Потом, как полагается, она опустилась на одно колено перед отцом нового ребёнка, протянула к нему руки и сказала громко, но не крикнула – на это у неё не хватило сил: