Нина Малкина - Орден Крона. Банда изгоев

Среди разноцветных рядов я заметила держащихся за руки Фиди и Куиджи. Оба смотрели с испуганным сочувствием. Я раздражённо отвернулась к синему сектору.

Сирена сидела в компании двух девушек с тиалями Вейна и что-то увлечённо им рассказывала, хихикая. От нахлынувшей зависти захотелось пристрелить обеих. Поддержка Сирены сейчас мне была нужна, как никогда. Мне, а не этим двум ничтожным русалкам. Но серебристая лилия как будто не слышала, как в меня со всех сторон летели оскорбления.

В соседнем, оранжевом секторе Лоним молча потирал затылок, уставившись перед собой. Виттор рассматривал собственные ногти.

Тоже мне, друзья.

К крикам добавился гомон, мерзкий хохот и даже звучные отрыжки. Студенты затопали ногами и забили кулаками по лавкам.

Нед рядом закашлялся, снова прикладываясь к своему пойлу.

– Заткнитесь немедленно! – не выдержав, я вскочила, готовая сразиться со всеми сразу.

В меня прилетел мятый комок пергамента, и я раздражённо пнула его сапогом обратно в толпу.

Не знаю, смогла бы я сдержаться, но, на моё счастье, в Церемониальный зал вошла ректор Аддисад в сопровождении двух стязателей и работницы консульства. Той самой женщины, что была здесь в прошлом году. Я даже удивилась тому, что вспомнила её фамилию – Бранди. Секретарь Бранди.

Я осторожно опустилась обратно. Лёгкое отвращение кольнуло мелкими иглами затылок. Бордовая мантия и консульские весы напоминали мне о неприятных событиях и несправедливости всей системы власти в Квертинде. Я исподлобья оглядела возбуждённых студентов, которые переговаривались шёпотом и негромко отстукивали ритм недавнего скандирования.

Надалия Аддисад встала за трибуну и попросила тишины. Толпа, на удивление, быстро покорилась. Стало так тихо, что слышался только треск пламени десятков свечей в старинной нефритовой люстре и мелкая возня секретаря Бранди за столом. Я вздрогнула и чуть не вскочила снова, заметив рядом Неда. Отшатнулась, но он протянул мне свою фляжку в мятом холщовом чехле.

– Сорокиной дочери от амурного хлюпика, – невесело прошептал Нед.

Я хмыкнула, взяла фляжку и отвернулась к окнам.

Свет немного ослепил меня, но отсюда я даже увидела тонкие башни святилищ и туманные пики гор. Вспомнилось беззаботное лето, прогулки по Кроуницу и тренировки с Джером. Мысли о менторе успокоили меня и даже как-то обрадовали. Захотелось немедленно увидеть его, прикоснуться, услышать его голос, почувствовать запах. В нём было моё спасение – от агрессивной тьмы, что разлилась в душе после убийства Кааса, от колючего презрения студентов, от собственных гнетущих мыслей. От всего того кошмара, которым теперь стала моя жизнь. Посомневавшись минуту, я всё же решила пригубить напиток.

Пойло оказалось очень жестким, спиртовым, с терпким горьким ароматом, отдающим чем-то лекарственным.

– Что это за гадость? – захрипела я, возвращая Неду фляжку.

– Полыний шторм, – Нед тоже глотнул, даже не скривившись.

Глаза его уже подёрнула пелена дурмана, и пахло от Неда, почти как от фляжки. К счастью, на нас никто не обращал внимания.

– Будешь ещё? – он протянул мне своё угощение.

Опьянеть мне не хотелось, но я решила распробовать со второго глотка национальный напиток Кроуница, поэтому неохотно забрала вонючий сосуд. К тому же не мешало немного расслабить мысли. По примеру Неда я снова отвернулась и зажмурилась от льющегося сквозь окна света.

– Магистры, – прозвучало где-то внизу, – прошу вас встать перед вашими факультетами.

Ну, наконец-то. Я обрадовалась, услышав шорох мантий и стук сапог, но решила сперва приложиться к фляжке. Быстро закинув голову, я развернулась, и крепкий глоток застрял в горле вместе со сдавленным воплем. Я с силой протолкнула пойло в желудок, но громко закашлялась от шока, чем привлекла внимание всех, в том числе своего ментора.

Джер кинул на меня строгий взгляд, ведя под руку нового магистра факультета Вейна.

Невесомое синее платье струилось вдоль роскошной фигуры женщины, удачно облегая соблазнительные изгибы. Имя нового магистра жгло мою глотку не хуже полыньего шторма. В нём сосредоточились все добродетели мира и благочестие самой Девейны.

Элигия Велилльер.

Трибуны оживились одобрительным мужским гомоном, а я опять вскочила со своего места и едва не закричала от гнева и недоумения. Да как она смеет трогать руками Джера?! Как он смеет подавать ей локоть?!

На языке обозначился горький вкус предательства. Нет, этого просто не могло быть. Это какая ошибка, жестокая насмешка… При нашей последней встрече я сказала Элигии, что ей не представится шанса пообщаться с Джером. И теперь её блестящие коготки так и порхали по плечам моего ментора, которого в прошлом году она хотела убить.

Магистры заняли свои места, а я выхватила фляжку прямо у пьющего Неда и зелёная пена полилась по его подбородку. Амурный хлюпик рыкнул на меня, но отбирать полыний шторм не стал. Я отвернулась и сделала три огромных жадных глотка, не чувствуя вкуса. В голове приятно помутнело.

Эта женщина просто какое-то наваждение! Почему всегда, когда мои дела идут плохо, появляется она, как символ и обещание ещё больших осложнений? Ехидная, коварная, мерзкая дрянь! Иначе назвать её язык не поворачивался. Он вообще стал как-то плохо ворочаться.

В распахнутых воротах показались два знакомых штандарта, и в подрагивающую, торжественную тишину Церемониального зала вошли первокурсники. Слаженный «Ах!» разнёсся над сводами, когда будущие маги увидели самый точный в мире детерминант Шарля, сверкающий прозрачными стенками под ветвистой люстрой. Я заёрзала от раздражения.

Ректор начала приветственную речь, я же смотрела только на затылок Джера. Мне хотелось потребовать от него объяснений, выяснить, как вышло так, что эта дамочка из Ордена Крона оказалась магистром моей академии. И почему он позволил ей себя трогать?

Надалия Аддисад рассказывала о пустых сосудах, о любимых детях Квертинда, о новых временах и сменяющихся эпохах. О важности традиций и верности самим себе. Все те слова, которые так впечатлили меня в прошлом году, сейчас казались ненужной болтовней, пустыми обещаниями. Могла ли наивная овечка Юна Горст, что стояла в прошлом году у этих же ворот, знать, кем она станет через год? Да она бы посмеялась в лицо не только опасности, но и любому, кто посмел бы сказать, что она совершит убийство и предательство. Или любому, кто рискнул бы заявить, что Юна Горст способна на ревность. Горячую, мучительную, острую ревность. О да, я ревновала!

– Нед, – прорычала я, – у тебя осталось ещё что-то во фляжке?

– Забористая хрень, – рыгнул в ответ Нед, протягивая мне сосуд с остатками зелёной пены.