Александр Верт - Молчание. На грани шепота

Глаза закрылись сами, и Ювэй не смогла – закрыла свои, поддаваясь порыву.

…Были красные ирисы. Был белый снег, а еще была тьма. Черная холодная бездна медленно поглощала и снег, и красные лепестки. Ее неудержимый мрак охватывал и затягивал в зябкий жидкий страх. Он давит, сжимает и растворяет все, чем ты был. Ты исчезаешь. Перестаешь существовать. Есть только холодная бездна небытия…

Ювэй резко открыла глаза, дернулась, стряхивая с себя наваждение, и бросилась к двери, выбегая из башни, не желая знать, что это было и связано ли это с принцем-колдуном.

Она просто хотела умчаться прочь.

Снова гулко стукнул дверной молоток, и Гэримонд медленно открыл глаза. Его сердце еще бешено колотилось от страха, но он знал, что бездна не приходила, она только грозила ему пальцем, как всегда. Он сделал глубокий вдох и заставил себя успокоиться.

Он сбрасывал одеяло, переворачивался на спину и смотрел в потолок, зная, что она ушла, а ведь ему не обещали, что она не уйдет. Ему обещали неравнодушие, а вот уйти она имела право, не приходить после – тоже. Она не обязана встречать небытие с ним вместе. Он знал это с самого начала, но всем сердцем хотел, чтобы она осталась.

Вечером Гэримонд сидел за накрытым столом. Он даже заставил себя одеться ради этого вечера и лично занялся сервировкой к ужину, хотя обычно не следил за своими манерами, но сегодня был особый день.

На коленях у него лежала раскрытая книга, а ее пустые страницы были озарены светом, сквозь который проступало изображение Ювэй, растерянно бродящей по собственной комнате. Она собиралась пойти. Она отказалась помогать товарищу, но почему-то медлила, а у Гэримонда не хватало сил терпеть настолько, что он тянул руку к изображению, но не прикасался, захлопнув книгу, отбрасывал ее в сторону, чтобы только не начать влиять на нее. Наблюдая за кем-то, он также мог направлять на него магию – такую сильную, что от воли человека мало что оставалось. Гэримонд давно это усвоил, но порой все равно случайно, бесконтрольно делал много глупостей, даже отсюда из запертой башни, хоть и не хотел никогда нарушать волю людей, особенно в таких важных вопросах.

Он сжимал кулаки и заставлял себя просто ждать, сидя у накрытого на двоих стола, смотрел на пустой бокал и все равно видел ее, как в книге, потому что не видеть уже не мог.

Ювэй же просто запуталась. Во всем. Она бродила по комнате. Она уговаривала себя то идти, то остаться. Она несколько раз ложилась в постель, чтобы посмотреть в потолок, а потом подскакивала, словно что-то подбрасывало и толкало ее к башне, но дворцовые условности все усложняли, сбивая с толку, и мысли ходили по кругу, и память давала слишком противоречивые советы.

− У всех героев, − говорил ей покойный отец, − есть свое призвание, свой долг. Его дарует судьба и герой уже не может отступить.

− И как можно понять, что это долг? – спрашивала она, тогда еще девчонка с косами, сидящая на его коленях с мечом в руках, гордая тем, что она способна удержать оружие рода.

− Герой это чувствует, − уклончиво отвечал отец, а теперь Ювэй казалось, что она поняла, что это за чувство. Ее судьба держала свой путь через темную башню принца Гэримонда, но все, что она знала о нем, все, что слышала про аграафов, требовало, чтобы она никогда к этой башне не приближалась ни в доспехах, ни в придворном костюме, ни тем более в ночной рубашке.

Словно безумная, она бродила кругами по комнате и, как в бреду, ругалась сама с собой, покрывалась холодным потом от жара, перебирала вещи, будто не знала, что надеть, а за окном темнело.

На лбу у нее выступал холодный пот. Странное подобие лихорадки заставляло руки дрожать. Она была словно больна или одержима и никак не могла понять: что настоящее, а что какое-то зловещее влияние опасной силы, о которой при дворе всегда шептались.

Гэримонд наблюдал за этим, и уголки его губ то и дело вздрагивали. Он пытался заставить себя улыбаться, принимая все как есть, махнуть рукой и убрать одним движением все со стола, но не выходило. Только уголки губ беспомощно дергались, но взгляд он все же отводил, поправляя манжеты рубашки, потому что надо же себя хоть чем-то занять.

− Она не придет, − говорил он себе и мысленно, и вслух, будто собственный шепот мог его отрезвить, но продолжал сидеть на месте, кривясь, кусая губы в кровь, вытирал их шелковым платком и вспоминал алые ирисы в снегу.

Это сводило с ума. Он швырял платок, вставал с кресла, делал несколько шагов по комнате и выходил, ненавидя свое решение.

Он должен был ее не отпускать, а теперь бежать за ней он права не имел.

− А я предупреждал, − звучал злорадный шепот за его спиной и тут же умолкал, потому что Ювэй стояла внизу у самой лестницы и смотрела на первую ступеньку, все же заставив себя сюда прийти.

Почему-то в башне она поняла, что все это и странно, и глупо, а она еще и разоделась: пришла в штанах мужских и куртку натянула на белую рубашку, а теперь понимала, что дорожная мужская куртка только грудь ее показывала, не сходясь до конца.

Стыдные такие мысли в голову лезли, что она и шагу сделать не могла.

«Иди», − приказал ей снова голос прямо в ее сознании, и она безропотно подчинилась, сделала шаг, второй и тут же дернулась назад.

Снова пришел тот самый страх. Тьма словно посмотрела на нее оттуда с лестницы, и нахлынуло чувство всепоглощающей пустоты, будто еще шаг − и она растворится в небытие. Она не умрет, а исчезнет и это будет самое страшное, что может с ней случиться.

Ювэй попятилась, а потом бросилась прочь от лестницы.

− Стой! – внезапно крикнул ей принц и сам поспешил вниз.

Его босые ноги совершенно бесшумно ступали по полу и резво перелетали через ступени. Связанные в хвост волосы на этот раз не развивались, а вот сюртук он от волнения расстегнул и только в самом низу понял, как все это нелепо выглядит, но Ювэй даже не поняла, что большую часть пути принц пролетел над ступенями, так и не коснувшись их, и только теперь делал осторожный шаг.

− Поверь, я не хочу на тебя давить, − заговорил он. – Просто ты пришла, а теперь готова уйти. Почему?

Ювэй молча посмотрела на него, неловко улыбнулась, взглянула на перстень на его руке, будто он был понятнее слов. Он был перевернут камнем в сторону ладони, но даже так было видно, что он призывно сияет зеленью.

− Ты не хочешь мне отвечать? – спросил Гэримонд, приближаясь.

− Я не знаю, − прошептала Ювэй и с трудом сглотнула ком, застрявший в горле.

Гэримонд сделал еще шаг и, протянув к ней руку, коснулся ледяными пальцами ее лба и тут же содрогнулся от ее воспоминаний.

…Ты исчезаешь, и остается только холодная бездна небытия…

На этот раз они оба увидели это наяву, и оба отступили.