Дмитрий Огненный - Камень Судьбы

Нунций был всецело предан Папе, но он не хотел умирать. По крайней мере, умирать здесь, в этом мрачном подземелье, насквозь пропахшем смертью и ужасом, от руки невозмутимого гиганта Аршана. А он не был уверен, что успеет дотянуться до спасительного кинжала…

(И, по правде говоря, именно сейчас, в эту секунду, ему дико хотелось жить, просто дышать чистым воздухом… и больше ничего).

У него подгибались колени, и он боялся упасть прямо тут, на каменные холодные плиты – а тогда уже точно, он почему-то был уверен, ему наступит конец.

– Да не ослабеет мудрость Папы и его доброе имя! – капюшон склонился в молчаливом поклоне. – И доброй обратной дороги тебе, брат. Брат Доминик покажет тебе путь.

Монах почтительно, но твердо, взял его под локоть.

Уже в темноте подземного хода, самостоятельно шагая позади молчаливого монаха, нунций вытер со лба пот.

Рука была вся мокрая, и его все еще основательно трусило.

«…Ибо Царствие Его – ночь, и страшные деяния вершатся под ее покровом…».

Понемногу становилось светлее. Подземный ход расширился, и словно бы невидимое солнце потихоньку растапливало непроглядную тьму, сгущавшуюся в затхлом воздухе, висевшую теперь рваными чернеющими провалами, которые словно дикие ночные твари понемногу отползали обратно, в свои глухие берлоги, от крупной фигуры человека, вторгнувшегося в их владения. Он – не их жертва. В нем не было страха, животного страха, питающего их незримую плоть, и они отступали.

Человек был одет в длинный темный плащ, из-под пол которого выступали грубые стоптанные сапоги, наверняка исходившие не одну тысячу миль. В левой руке он держал большую трость, которая больше напоминала дубину, а правая была опущена в карман плаща. Человек ступал очень осторожно, стараясь не производить шума, но время от времени мелкий гравий похрустывал под его подошвами. Тогда он замирал, прислушивался на секунду, потом снова продолжал путь. Казалось, он отлично ориентировался во тьме и знал, куда ему идти.

Тишина настораживала его. Он был уверен, что уже должен был что-то услышать. Ведь святилище, где проходила месса, находилось совсем неподалеку. Он ожидал, что в воздухе вот-вот раздастся заунывное песнопение, или тихое, почти неслышимее бормотание, странные косноязычные звуки, словно ветер, что-то нашептывающий изъеденным почерневшим скалам. Но вместо этого стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь его собственным дыханием да поскрипыванием под ногами. Подземные чертоги храма хранили совершенную беззвучность и неподвижность. И, похоже, это не было обманом, это жуткое спокойствие, подобно замершему и стянутому, как тетива нацеленного лука, лесному воздуху перед громовым ударом боевых барабанов; скорее высохший источник, на дне которого лишь сухой песок… и чьи-то кости. В этом спертом воздухе подземелья, и человек это уже почувствовал, были лишь кровь и смерть. Ею пахло все сильнее и сильнее с каждой минутой, с каждым его шагом, который он поневоле замедлил.

Между двумя крупными камнями висел разорванный черный полог, обозначающий вход в святилище. Сквозь его раны сочился бледный неживой свет. Не колеблясь, человек откинул его, и его взгляду предстала страшная картина.

Круговое пространство храма, спрятанного под землю, подальше от людских глаз, было усеяно телами, словно ристалище после сражения. Их озарял бледно-розовый свет больших подсвечников, расположенных вокруг площадки на возвышении, где происходила служба. Нетрудно было подсчитать количество высоких подсвечников: их было тринадцать. К амвону вели высокие золотые ступени, обезображенных росписью разных кровавых сцен с участием людей, дьявола и животных. Практически в центре возвышения расположилось тело «черного связного», как называли жреца, ведущего мессу. Посреди мантии, в которую он был облачен, на уровне живота зияла крупная дыра с рваными краями. На ступенях лежало еще несколько трупов.

Человек медленно прошелся вперед, по направлению к свету, отталкивая от себя уродливые деревянные фигурки-украшения, свисающие с низкого потолка. Людские тела здесь были повсюду. Они лежали один на другом, в полном беспорядке, словно по ним прошелся ураган. Тела монахов. Не просто монахов, людей, продавших душу и тело дьяволу, сделавших служение ему главной целью своей жалкой жизни. И вот кто-то еще более страшный (как знать, не сам ли «господин»?) расправился с ними сурово и беспощадно, со звериной жестокостью. Взгляд человека в плаще упал на безусое лицо молодого монаха, словно бы присевшего отдохнуть у деревянной скамьи справа: его раскрытый чернеющий рот был широко открыт в последнем отчаянном вопле, еще не засохшая кровь заливала лицо, медленно и тягуче капая вниз. Рука сжимала кривой меч. Какой бы ни была его жизнь, конец искупил все. Судя по всему, трагедия произошла совсем недавно. Будь он чуть быстрее, как знать…

Еще додумывая последнюю мысль, его тело стремительно развернулось, а рука с дубиной взметнулась вверх, отбивая лезвие, летящее в затылок. Его другая рука выскочила из кармана; уныло бряцнуло о пол острие тонкого кинжала, не достигшего своей цели; полыхнуло пламя. Бородатое лицо умирающего монаха искривила последняя судорога; он окончательно свалился под занавесь, где лежал, притворяясь мертвым. Ему не удалось совершить еще один, последний грех.

«И все-таки он был близок», – подсказал рассудок Волку (это имя он носил уже очень давно – и на то были свои причины). – «Слишком близок. Ты не почуял его». Человек в плаще склонил голову, принимая укор. Свет упал на лицо, суровое лицо воина, озарив его крупные резкие черты, упрямый подбородок, небольшой шрам на левой щеке, светлые глаза, в которых застыл лед. Он не ждал, что среди этой груды тел, словно разорванных каким-то свирепым зверем найдется кто-то, не в меру живучий. И таящий зло даже на пороге смерти. Хорошо, что все обошлось.

Его мысли вернулись к происшедшему ранее. «Сначала банда Карлоса «Святого», теперь монахи-чернокнижники в проклятом подземелье…». В том, как были умерщвлены те и другие, несомненно, существовала определенная связь. Но кто?… Кто или что смогло бы совершить такое? Расправиться с целым отрядом отлично тренированных и вооруженных поборников Вельзевула? Разметать их всех, словно стадо беззащитных овечек, на которых обрушился неведомый хищник?… Монахов явно застигли врасплох, а ведь они привыкли жить в вечной осторожности и страхе быть обнаруженными даже под землей. Сам он нашел храм лишь благодаря полученной подсказке. «Сумел бы я без нее пробраться сюда незамеченным и справиться со всеми?…» – спрашивал Волк себя и не находил ответа.

Как бы то ни было, след Камня снова терялся. Нельзя было терять времени. Прямо за площадкой, куда вели кровавые следы, он обнаружил еще одну черную занавесь. Отдернув ее, Волк увидел длинный узкий каменный ход, уходящий в темноту. Несомненно, он вел на поверхность, это должны были предусмотреть творцы сего храма. А прямо на пороге лежал косматый старец в темной сутане, по-видимому, главный жрец, не иначе. Его лицо было задрано вверх в последней попытке найти и убить своим взглядом исчезнувшего этим путем неведомого убийцу. Остекленевшие выцветшие глаза, из которых даже смерть не прогнала выражение нечеловеческой люти и ненависти, теперь навсегда были привязаны к сумеречной тьме этого коридора.