Дмитрий Дегтев - Воздушная битва за Сталинград. Операции люфтваффе по поддержке армии Паулюса. 1942–1943

Ввиду того что большинство подразделений было занято под Сталинградом, провести разведку и атаку обнаруженных целей поручили I./KG27, которая по-прежнему базировалась в тылу – в Харькове и Курске. Летчики были удивлены увиденным. «В районе разведки мы не смогли обнаружить ни паромов, ни русских , – писал Ханс Райф. – Они ведь всегда были мастерами маскировки! С другой стороны, у итальянцев все выглядело как беспорядочное бегство: разруха в деревнях, брошены грузовики и прочие транспортные средства, бегущие люди. Мы довольствовались тем, что сбрасывали наши бомбы на предполагаемые места сосредоточения паромов». Еще больше фактов о том, что из себя представляют союзные вояки, Райф и его товарищи получили, когда временно перебазировались на аэродром Россошь. Он находился в ведении итальянцев и, соответственно, прикрывался итальянской же ПВО. К удивлению немцев, во время налетов советских штурмовиков и бомбардировщиков зенитчики вместо того, чтобы стрелять по ним, прятались под орудия, кричали «Oh, mia madre!» и громко молились Мадонне!

В конце августа эскадрилье Райфа и вовсе пришлось действовать в роли самолетов непосредственной поддержке войск на советском плацдарме в районе Серафимовичей. Проблема была в том, что позиции 21-й армии и в особенности артиллерии были тщательно замаскированы в зарослях, поэтому аэрофотосъемка с больших и даже малых высот с FW-189 и Hs-126 не давала никаких результатов. Если же экипажам «рамы» или «Хеншеля» и удавалось визуально разглядеть цели, они не могли атаковать их из-за слабого бортового вооружения. А пилоты «Штук» вообще отказывались бомбить «какие-то заросли» вслепую. В итоге на задание и послали «универсальные Не-111».

«Сначала мы должны были пролететь над участком шириной 10 км на высоте 1000 м, затем постепенно снижаться, до тех пор, пока не обнаружим позиции русских безупречно, – вспоминал Райф. – Как всегда, сначала ничего не было видно: ни позиций, ни артиллерийского огня, ни противовоздушной обороны. Только с самой низкой высоты мы могли увидеть русских, неподвижно сидящих на корточках в своих норах. Затем обе машины атаковали соответствующий участок полтора часа на высоте деревьев бомбами и бортовым оружием. Полет 10 км, поворот и подъем над немецкими позициями, обратный полет на высоте 300–400 м, разворот, снова пикирование до земли и повторение этого до тех пор, пока не закончатся боеприпасы». Подобная тактика оказалась весьма эффективной, 5./KG27 даже получила благодарность от немецких и итальянских командиров за то, что войска на несколько дней были полностью избавлены от русской артиллерии и солдаты могут наконец поднять головы из окопов. Если же в небе появлялись советские истребители, «Хейнкели» попросту уходили подальше на свою территорию. Те обычно не залетали далеко за линию фронта и через короткое время улетали обратно (да и задание, можно сказать, выполнено, «противника отогнали!»). После чего вся «карусель» начиналась заново.

Впрочем, уже 30 августа Не-111H-6 W.Nr. 7460 «1G+FL», пилотом которого был лейтенант Харро Вооге, а штурманом упомянутый Ханс Райф, был несколько раз атакован, по утверждению экипажа, американскими истребителями типа «Брюстер-Буффало» (на самом деле это были ЛаГГ-5 из 437-го ИАП). В итоге во время очередной штурмовки был выведен из строя левый двигатель. Это произошло на высоте 150 м и скорости 140 км/ч. В итоге опытному Вооге лишь с трудом удалось дотянуть до своей территории и совершить аварийную посадку на брюхо в 20 км южнее устья Хопра, совсем рядом с передовой.

Вскоре прибыли итальянские солдаты из кавалерийского полка «Новарра», которые гостеприимно отвели летчиков в хутор Большой, а там сытно накормили жареной свининой, хлебом, напоили лимонадом, красным вином и коньяком, при этом пир сопровождался «взаимной тарабарщиной» на немецко-итальянско-французском языке. Ну, хоть какая-то польза от союзников, подумали про себя Райф с Вооге… Несмотря на некоторый снобизм летчика по отношению к своим союзникам, он был прав.

Кстати, итальянцы за всю Сталинградскую кампанию отличились только один раз. Утром 24 августа в бою за хутор Избушенский, что около станицы Усть-Хоперская, кавалерийский полк «Савойя Кавалерия» (3-й Rgt «Savoia Cavalleria») из состава 3-й мобильной дивизии «Амадео герцог Д'Акоста» разгромил 812-й стрелковый полк 304-й СД. Этот бой вошел в военную историю как «последняя конная сабельная атака лавой в галопе» во Второй мировой войне. 812-й СП был разгромлен, 150 человек было убито, а остальные 900 сложили оружие. Правда, из-за неорганизованности итальянцев 300 человек позже попросту разбежались, и в плен в результате попало только 600. Трофеями «макаронников» стали 4 полковые пушки, 10 минометов и 40 станковых и ручных пулеметов. Сами же они потеряли 40 человек убитыми, 79 ранеными и 108 лошадей….

1 сентября в 16.10 при мощной поддержке с воздуха немцы захватили разъезд Басаргино, расположенный в 20 км западнее южных окраин Сталинграда. Люфтваффе группами по 5–9 самолетов бомбили район станций Воропоново – Садовая, по которым в район прорыва подтягивались подкрепления и подвозились боеприпасы.

«Войска фронта в течение последнего месяца вели беспрерывные бои в условиях непрерывных массовых атак с воздуха, танковых атак на марше, боев в полуокружении и окружениях превосходными силами противника, что чрезвычайно истощило материальные средства и силы войск 62-й, 64-й, 51-й армий», – сообщал журнал боевых действий ЮВФ. Так, в 126-й стрелковой дивизии в строю осталось всего 100 человек и ни одной пушки, в уже упоминавшейся 38-й СД – 1000 бойцов и 16 орудий, в 138-й СД – 550 человек и 12 орудий, в 29-й СД и 154-й бригаде морской пехоты – по 400 солдат без артиллерии, минометов и пулеметов. В составе 10 танковых бригад, входивших в состав фронта, осталось 146 танков, в том числе 66 Т-34, 42 Т-70, 21 Т-60 и 17 КВ-1. «Резервов нет. Защищать гор. Сталинград на данном рубеже нечем», – констатировали Еременко и Хрущев. В связи с создавшимся положением (угрозы прорыва немцев к Питомнику и далее на север) советское командование вынуждено был приказать 62-й армии оставить позиции вдоль реки Россошка и отойти на линию Рынок – высоты 144,2, 143,6 – хутор Гончара – Алексеевка. Этот отход позволял не только избежать очередного окружения, но и создать небольшие резервы за счет сокращения фронта.

Фронт к юго-западу и западу от Сталинграда буквально трещал по швам. Тем не менее сдавать город никто не собирался. «Всем командирам и бойцам помнить, что Родина возложила на нас ответственную задачу – защищать город Сталина, – говорилось в приказе Еременко, подписанном в тот же день. – Ни одного шагу назад с занимаемых позиций. Город Сталина врагу не сдадим». Аналогичные воззвания распространял и штаб 8-й воздушной армии. Тимофей Хрюкин заявил подчиненным, что немецкие летчики действуют под Сталинградом «старыми приемами», а именно нахальством, хитростью и обманом! Мол, летают мелкими группами над большими районами, создавая ложное представление о своей мощи. «Наша задача – сбить уверенность и наглость противника, стать хозяевами воздуха, – говорилось в одном из его обращений. – Этого можно добиться меткостью огня, расчетливостью, хитростью, личной храбростью до самопожертвования, хорошей организацией взаимодействия и взаимовыручки в бою… Драться за каждый дом, но город не отдавать, а в дальнейшем разгромить немцев у его стен». При этом на самопожертвование Хрюкин сделал особый упор. «Нужно погибать, но не срамить себя перед лицом наземных войск и, самое главное, побольше сбивать немецких асов. Любой ценой, вплоть до тарана», – наставлял он «сталинских соколов».