Денис Козлов - «Странная война» в Черном море (август-октябрь 1914 года)

Кроме того, А. Хаус высказал вполне уместные сомнения в том, что англичане и французы, не имевшие на Средиземном море других противников, будут безучастно взирать на переход австрийского флота в Турцию. Наконец, с началом общеевропейского конфликта австро-венгерские корабли рисковали быть заблокированными в Дарданеллах и, как полагал адмирал, смогли бы возвратиться в Адриатическое море только после заключения мира. А это оставляло адриатическое побережье империи протяженностью более 300 миль без прикрытия перед лицом превосходящих сил англо-французов, а возможно, и итальянцев. Кстати, для последних, как полагал австрийский адмирал, «беззащитность» берегов Далмации, Хорватии и Истрии могла стать лишним стимулом для перехода в стан Антанты. Поэтому, как резюмировал свои рассуждения А. Хаус, «перемещение оперативного района императорского и королевского флота из Адриатического моря в Черное… в сложившейся в настоящее время обстановке является для нас просто неразрешимой задачей» {102} .

Однако эти очевидные резоны не нашли понимания у инициаторов «черноморского» проекта. Узнав о вето, наложенном адмиралом, министр иностранных дел сетовал в письме начальнику геншаба: «Я неприятно поражен известием, что Хаус ставит такие препоны Вашему гениальному плану Его выполнение имело бы громаднейшее значение для окончательного положения Румынии и Болгарии, которые обе опасаются появления у их берегов русского флота…» {103} .

Отметим, что поиски австрийским командованием точки приложения усилий своего военно-морского флота не ускользнули от внимания российского Генмора. «Доверительно. Наше морское ведомство считает возможную попытку Австрии при сообщничестве Турции, поведение которой весьма двусмысленно, направить свой флот в Черное море, где он имел бы несомненное преобладание над нашим флотом, усилившись присоединением германских и, быть может, турецких судов», — сообщил министр иностранных дел С.Д. Сазонов послам в Лондоне и Париже 23 июля (5 августа).

Однако, вопреки опасениям российских моряков и дипломатов, адмирал А. Хаус не только не повел свои дредноуты в Константинополь, но и не выполнил настойчивой просьбы В. Сушона «как можно скорее выручить «Гебен» и «Бреслау», ссылаясь на незавершенность объявленной только 22 июля (4 августа) мобилизации австрийского флота. В день получения телеграммы В. Сушона — 23 июля (5 августа) — германские крейсера экстренно грузились углем в Мессине перед прорывом в восточную часть Средиземного моря, который итальянская пресса окрестила «походом смерти». «Попытка помочь «Гебену» могла привести к потере нами двух сильнейших дивизий линейных кораблей, ядра нашего флота, и тем только повредить нашему общему делу», — писал австрийский командующий начальнику германского адмирал-штаба адмиралу Г. фон Полю 26 июля (8 августа), изложив мотивы «неописуемо горького» решения отказать В. Сушону в помощи {104} .

Впрочем, главная причина отказа австрийского командования от помощи кораблям В. Сушона, причина, о которой по понятным причинам умолчал А. Хаус в своем письме в Берлин, лежала, безусловно, в плоскости политической. Правящие круги двуединой монархии всеми мерами пытались ограничиться региональной войной против Сербии, пусть даже и поддержанной Россией, и противились втягиванию в общеевропейский военный конфликт против Запада, с которым, как справедливо замечает современный исследователь, «Монархии и делить было нечего» {105} . Австро-Венгрия еще не находилась в состоянии войны с Великобританией (это случится только 29 июля (11 августа)) и, по выражению Г. Лорея, «таила надежды на нейтралитет Англии по отношению к Австрии». Определенные авансы в этом смысле давали и сами англичане. Сочувственный к Вене тон, принятый влиятельными британскими газетами после сараевского убийства, поощрил надежды Австрии на то, что в случае «локализации» австро-сербского конфликта Лондон останется в стороне {106} . А 17 (30) июля великобританский министр иностранных дел сэр Э. Грей дал понять германскому посланнику князю К.-М. Лихновски, что Англия не возьмется за оружие, если война ограничится столкновением между Россией и Австро-Венгрией {107} . Действительно, между Веной и Лондоном не существовало неразрешимых противоречий ни в экономической, ни в политической сферах. Да и сами англичане, целеустремленные на решительную военную конфронтацию с Германией, вовсе не считали неизбежным распространение ее и на Дунайскую монархию. В этом, в частности, 22 июля (4 августа) шеф «форин-офис» заверил австро-венгерского посла графа А. Менсдорфа: по наблюдению австрийского дипломата, Э. Грей «откровенно желал избежать конфликта». В этих условиях помощь адмирала А. Хауса германским кораблям похоронила бы все надежды венской дипломатии на мир с туманным Альбионом. Поэтому, как свидетельствует Т. Браун, верховное командование «дало флотским командирам определенные указания избегать конфликта с Англией в соответствии с ясно выраженным желанием министерства иностранных дел» {108} .

Правда, австрийская главная квартира допускала возможность помощи крейсерам В. Сушона в том случае, если они прорвутся в Адриатическое море. Поэтому 25 июля (7 августа), узнав о выходе «Средиземноморской дивизии» из Мессины и о новой просьбе германского адмирал-штаба выдвинуть австрийский флот «хотя бы до Бриндизи», А. Хаус вывел из Полы свои лучшие силы — шесть линкоров, два крейсера и два десятка эсминцев. Однако уже вечером того же дня, не пройдя и половины пути до Отрантского пролива, адмирал получил сообщение о движении германских крейсеров на восток и повернул восвояси {109} .

Именно «Гебену» и «Бреслау», а не австрийским морским силам, предстояло стать главными противниками российского Черноморского флота в Первой мировой войне. Однако и в последующие недели — вплоть до вооруженного выступления Турции 16 (29) октября 1914 г. и блокирования ее средиземноморского побережья англо-французским флотом — возможность появления австрийских кораблей в Черном море не сбрасывалась со счетов адмиралом А.А. Эбергардом и его штабом. 17 (30) августа, лишившись иллюзий относительно способности союзников преградить противнику путь в Дарданеллы, командующий Черноморским флотом обратился с письмом к министру иностранных дел. Андрей Августович констатировал, что «поведение Турции в вопросе с немецкими крейсерами не оставляет сомнения в том, что для наших врагов проливы всегда открыты», и просил С.Д. Сазонова «самым определенным образом поставить в известность Францию и Англию, что появление в проливах австрийских судов лишит наш флот возможности оспаривать господство на море» {110} . Шефу российского внешнеполитического ведомства оставалось лишь «вновь настоять перед союзными правительствами на необходимости ни в коем случае не допустить присоединения к турецкому флоту австро-венгерских военных судов» {111} .