Василий Молодяков - Первая мировая: война, которой могло не быть

В начале XX в. Россия вела такую же империалистическую политику, как и другие великие державы. После большевистской революции за границей её попытались представить чуть ли не главным агрессором. Политизированная советская историография, возлагавшая на свергнутый режим ответственность «за всё», поначалу не возражала. Потом идеологический вектор поменялся: «царская» политика осуждалась, но не так резко, как действия других стран. Это легко проследить при сравнении изданий труда Николая Полетики «Происхождение мировой войны», вышедших в 1935 и 1964 гг. [6] Первое издание полнее и объективнее, но в нём не использованы французские документы, что, впрочем, не меняет общую картину. Такая тенденция сохраняется и сегодня, когда некоторые авторы, в основном не профессиональные историки, пытаются представить Россию исключительно жертвой обстоятельств, а то и зловещего «всемирного заговора», видимо, думая, что так «патриотичнее».

Наша страна — как и все остальные участники драмы — не нуждается в подобных «оправданиях», поскольку речь идёт об ответственности узкого круга людей — опять же, как и в других странах.

После поражения в войне с Японией в 1905 г. дипломатия России снова переориентировалась на Европу. Это совпало со сменяй главы МИД: опытного, но несамостоятельного графа Владимира Ламсдорфа, бывшего, как и его предшественники, лишь начальником «дипломатической канцелярии» при царе, сменил умный, энергичный и несколько авантюрный Александр Извольский, который ранее возглавлял миссии в Ватикане, Белграде, Мюнхене (Бавария имела свою дипломатическую службу), Токио и Копенгагене. Заручившись поддержкой императора Николая II и председателя Совета министров Петра Столыпина, Извольский добился тактической самостоятельности, заигрывал с прессой и Государственной думой, но не считал нужным согласовывать свои шаги с другими министрами, что приводило к постоянным конфликтам.

В области внешней политики главными целями Извольского стали заключение союза с Англией и Францией против Германии и обеспечение контроля над Босфором и Дарданеллами. По Лондонской конвенции 1841 г., которую подписали Великобритания, Россия, Франция, Австрия и Пруссия, проливы были закрыты для прохода чьих-либо военных кораблей в мирное время. За турецким султаном сохранялось право разрешать проход лёгких военных кораблей, состоящих в распоряжении посольств дружественных стран; режим проливов во время войны конвенцией не оговаривался. За её выполнением строго следила Англия, стремившаяся не допустить Россию в Средиземное море, что помешало черноморской эскадре принять участие в русско-японской войне. После поражения в Крымской войне 1854—1855 гг. России пришлось отказаться от военного флота на Чёрном море, но разгром Франции Пруссией в 1871 г. и изменение баланса сил в Европе позволили Петербургу добиться отмены запрета.

В начале XX в. Россия превратилась в сильнейшую черноморскую державу, и ей стало тесно в пределах Чёрного моря. Планы десанта на Босфоре не раз обсуждались в высших сферах, но не были осуществлены из-за неминуемого конфликта с Лондоном. Оставалась мечта о дне, когда «славянский стяг зареет над Царьградом», как писал Валерий Брюсов в 1900 г. Память о киевском князе Олеге, прибившем в знак победы свой щит к вратам Царьграда в 907 г., превратилась в политический императив.

Значение черноморских проливов не ограничивалось сферами военной стратегии или государственного престижа. Как заметила Ю. В. Лунёва, «статистические данные о российском экспорте через проливы наглядно демонстрируют экономическое значение проливов. Так, за период с 1906 по 1910 г. вывоз хлебных злаков из портов Чёрного моря составил 4691 тыс. тонн, из портов Азовского — 2825 тыс. тонн, а из Балтийского — всего 1081 тыс. тонн. В совокупности Чёрное и Азовское моря участвовали, таким образом, в 74,5% общего движения хлебных злаков», Британский исследователь В.В. Готлиб отметил: «Сухопутный транспорт, который обходился в 25 раз дороже, чем перевозка морским путём, был неэкономичен для такого рода грузов. Поэтому за десятилетие до 1912 г. вывоз русских товаров через проливы составил 37% всего экспорта России. Важность этого пути возросла в связи с намечавшимся индустриальным развитием Украины, с её крупными запасами железа и угля, и в связи с эксплуатацией ресурсов Закавказья и Персии».

Не меньшее значение проливы имели для Берлина. «Для германского империализма, приобретавшего благодаря Багдадской железной” дороге господствующее положение в Малой Азии, — отметил Полетика, — захват Босфора и Дарданелл царизмом был бы ударом, прерывающим связь метрополии с хинтерландом (зона влияния. — В. М). Великий путь Гамбург—Багдад прерывался в самом тонком и чувствительном месте. С другой стороны, для царской России, стремившейся к проливам, установление в них германского господства, гораздо более непосредственного и прямого, чем английское или французское, — ибо железная дорога более осязательное средство империалистической экспансии, чем самая регулярная судоходная линия, — было не менее сокрушительным ударом: «ключи к дому» оказывались в руках «немца», и за всякое давление на Турцию царская Россия могла испытать ещё более чувствительное давление в Царстве Польском».

Полетика показал, как здесь завязывался узел будущего конфликта: «Австро-германская позиция в восточном вопросе сводилась к тому, что Германии был нужен Константинополь как центральный пункт линии империалистической экспансии Берлин—Багдад, которая проходила по балканским странам; Австрия претендовала на западную часть Балканского полуострова, чтобы получить выход к Салоникам. В общей сложности австро-германская позиция одновременно исключала царскую Россию и из Константинополя, и с Балкан. Это приводит к тому, что в Петербурге постепенно зреет убеждение, что дорога в Константинополь идёт «через Берлин в Вену», т. е. через разгром Австрии и Германии. Если прибавить к этому, что в отношении Турции царская Россия претендовала не только на Константинополь и проливы, но и на всю турецкую Армению, а в Австрии — на Галицию, то понятны как вся грандиозность империалистических вожделений русского царизма, так и конфликт его с Германией, которая сама готовилась наложить руку на Турцию и на другие объекты экспансии царской России на Ближнем Востоке». Если бы Петербург и Берлин попробовали договориться…