Василий Молодяков - Первая мировая: война, которой могло не быть

Отношения между французским президентом и российским послом в Париже занимают важное место в любой серьёзной книге 6 причинах Первой мировой войны. После смерти Извольского в 1919 г. Пуанкаре открещивался от былой близости, не жалея чёрных красок и утверждая, что посол «приписывал ему те идеи, принятия которых хотел добиться от своего правительства». Трудно сказать, насколько сильна была симпатия между ними, да это и не важно. Важен результат: они работали рука об руку для укрепления двустороннего военно-политического союза, не скрывая друг от друга, против кого этот союз направлен и чем чреват. «Если Россия пойдёт на войну, Франция сделает то же самое», — заявил Пуанкаре в 1912 г. во время очередного конфликта на Балканах и осложнения отношений между Петербургом и Веной. Стороны понимали, что в борьбу между Россией и Австрией вмешается Германия, поэтому речь идёт о всеевропейской, а не локальной войне. Тем не менее ни премьера, ни посла такая перспектива не пугала.

Анализируя переписку Сазонова с Извольским, опубликованную в Москве в 1922 г., а затем переведённую на французский и немецкий языки и ставшую сенсацией, историк Фридрих Штиве сделал вывод: «Наблюдая тщательное, камень за камнем выкладывание стены вокруг Центральных держав, невольно задаёшься вопросом: какова была конечная цель этого? Была ли это просто ловкая дипломатическая игра, направленная на разгром и подчинение противоположного блока? Углублённый анализ документов показывает, что дело не в этом. Каждый политический шаг предпринимался, исходя исключительно из военной точки зрения, а его конечной целью было не соревнование в дипломатической ловкости, а война». «Фатальное единство взглядов между Пуанкаре и Извольским», как выразился Штиве, должно было принести России Константинополь и проливы, Франции — Эльзас и Лотарингию, а всей Европе — войну.

Трогательным примером сотрудничества Извольского с Пуанкаре стало совместное распределение денег, полученных из Петербурга для подкупа местной прессы, включая враждебную России. [15] 13 ноября 1913 г. представитель министерства финансов в Париже Александр Рафалович отчитывался о выдаче сумм газетам: «Радикаль» — 120 тыс. франков, антисемитская «Либр пароль» — 80 тыс., «Тан» — 50 тыс., газета Клемансо «Орор» — 45 тыс., правосоциалистическая «Лантерн» — 35 тыс., «Либерте» — 30 тыс., «Фигаро» и «Галуа» — по 25 тыс. Уже в 1908 г. посольство через премьера Рувье делало такие «вливания» для организации пророссийской пропаганды. Начиная с марокканского кризиса 1911 г. Извольский просил выделять ему побольше денег для парижской печати, которая, даже по мнению не слишком щепетильных современников, отличалась продажностью и беспринципностью. Дополнительных субсидий потребовали организованные Жоржем Луи нападки на посла, которые тот объявил подрывом престижа всей державы.

Осенью 1912 г. Извольский в письме Сазонову отметил изменение тона газет в лучшую сторону, подчеркнув роль Пуанкаре в правильном распределении субсидий и посоветовав ничего не предпринимать без его согласия и одобрения. Министр финансов Коковцов просил посла следить за тем, чтобы французы тратили деньги на пропаганду в пользу России, а не на обслуживание собственных интересов. Дело в том, что из этих же сумм была оплачена поддержка законопроекта об обязательной трёхлетней военной службе, который сторонники реванша «проталкивали» для подготовки к войне с Германией.

Сыгравшие большую роль в оркестровке грядущей войны, парижские газеты нанесли сильнейший удар самому влиятельному противнику реванша — лидеру Радикальной партии Жозефу Кайо. Его можно назвать потомственным министром финансов, хотя, в отличие от отца, он занимал эту должность целых семь раз (1899—1902, 1906-1909, 1911, 1913-1914, 1925, 1926, 1935) или в общей сложности более семи лет. Вершиной карьеры Кайо можно считать пребывание во главе кабинета министров с конца июня 1911 г. по середину января 1912 г. О его бурной жизни, в которой были обвинение в государственной измене, тюремное заключение и триумфальное возвращение в Большую Политику в качестве сенатора и министра, можно написать целую книгу (отчасти он сам сделал это в блестяще написанных мемуарах), но для нас важны лишь некоторые эпизоды.

Пуанкаре был юристом, Кайо — финансистом. Умея «считать деньги» в государственном масштабе, он выступал за прогрессивный подоходный налог (чем нажил себе немало врагов), развитие колониальной экспансии в Африке и нормализацию отношений с Германией. Кайо понимал, что торговать с Германией выгоднее, чем воевать, и что с ней при желании можно договориться даже в самой трудной ситуации. Он доказал это во время марокканского кризиса 1911 г., когда интересы Парижа и Берлина жёстко столкнулись, чуть не поставив Европу на грань войны. Уступив Германии территории в бассейне реки Конго [16] Кайо утверждал, что во время кризиса Извольский получал деньги от немцев и уговаривал премьера уступить им всю территорию французского Конго. В Париже также говорили, что его «спонсором» был итальянский посол Томазо Титтони, бывший министр иностранных дел, имевший в своём распоряжении большой «секретный фонд». Не имея возможности проверить эти утверждения, отмечу, что, по свидетельству современников, Извольский постоянно нуждался в деньгах и периодически получал их из неизвестных источников. , Кайо добился ухода немцев из Марокко и отказа от претензий на него, сделав Францию хозяином этого государства. «Я горжусь, что вписал своё имя в историю нашей страны, — говорил он. — Я принёс ей целый мир: Марокко».

Заключив соглашение с Германией, премьер не только отстоял интересы страны в конкретном вопросе, но и проявил независимость от партнёров по Антанте, что не прошло мимо их внимания. В следующем правительстве, которое возглавил его противник Пуанкаре, места для Кайо не нашлось, но он остался одним из вероятных кандидатов в премьеры, которые менялись по несколько раз в год. Это не устраивало Пуанкаре, который в 1913 г. стал президентом республики. Согласно тогдашней политической традиции, президент, обладавший немалыми полномочиями, почти не вмешивался в текущую политику, включая внешнюю, и выступал своего рода верховным арбитром между кабинетом министров, сенатом и палатой депутатов, которые принимали основные решения. Можно сказать, это была должность для всеми уважаемого ветерана, далёкого от партийных битв и страстей сегодняшнего дня. Пуанкаре решил изменить сложившийся порядок вещей и сосредоточить в своих руках фактическое управление политикой страны, в том числе внешней, благо ставший премьером и главой МИД в июне 1914 г. Рене Вивиани был фактически подконтролен ему.