Василий Молодяков - Первая мировая: война, которой могло не быть

14 июня — за две недели до покушения в Сараево — Сазонов сказал румынскому премьеру Иону Братиану о возможности войны из-за Сербии, сделав странное по прозорливости предположение: «Что произойдёт, если австрийский эрцгерцог будет убит?» В мемуарах министра об этом ни слова, но есть любопытная оговорка: «Мне лично представлялась особенно нелепой попытка венского кабинета связать убийство эрцгерцога с заграничным заговором после того, как политика Эренталя (австрийского министра иностранных дел в 1906—1912 гг. — В. М.) и рабски за ней следовавшего Берхтольда в течение многих лет накопляла, в самих пределах двойственной (т. е. двуединой. — В. М.) монархии, массу горючего материала, готового вспыхнуть при первой к тому возможности». Значит, информация о положении дел была. Добавлю, что 8 июля в Сараево приехал второй секретарь русского посольства в Вене князь Михаил Гагарин, сразу же взятый под тайное наблюдение местной полицией. Его послали туда — с ведома или по указанию министра? — «на всякий случай», чтобы на месте наблюдать за ситуацией и выяснить, что произошло и как идёт следствие.

О связях «Чёрной руки» с Артамоновым говорили Димитриевич на суде в 1917 г., Микола Ненадович и скрывавшийся в Европе до начала 1930-х гг. Симич (на Салоникском процессе он заочно получил 15 лет тюрьмы). Наиболее сенсационными оказались послевоенные разоблачения Ненадовича, заявившего, что о сараевском убийстве, совершённом по приказу Аписа, знали Артамонов, Гартвиг, Пашич и принц-регент. Бывший член «Чёрной руки», пожелавший сохранить инкогнито, утверждал, что Димитриевич рассказал Артамонову о готовящемся покушении и пожелал иметь гарантии того, что Россия не оставит Сербию один на один против Австрии, поддержанной Германией. Иными словами, речь шла о сознательном провоцировании европейской войны. Артамонов, согласно этому источнику, посовещался с Гартвигом, а затем попросил Аписа подождать, пока не придёт ответ из Петербурга. Через несколько дней военный агент передал начальнику контрразведки телеграмму: «Действуйте, если на вас нападут, вы не останетесь одни», — и значительную сумму денег на подготовку заговора. Симич полностью подтвердил сказанное, включая текст телеграммы.

Гартвиг скоропостижно скончался в самый разгар кризиса: смерть от сердечного приступа настигла его 10 июля в здании австрийской миссии [4] Дипломатическое представительство менее высокого ранга, чем посольство; возглавлялось посланником. — и унёс свои тайны в могилу. В опубликованных большевиками телеграммах из Белграда ничего подобного тому, о чем рассказывали Ненадович и Симич, нет. Обосновавшийся после войны в Югославии Артамонов признал, что давал деньги Димитриевичу на ведение разведывательной работы и брал с него расписки, но в содержание деятельности особо не вникал. В адресованном суду рапорте Апис утверждал: «Я окончательно решился на это (покушение. — В. М.) только тогда, когда Артамонов заверил меня, что Россия не оставит нас без своей защиты, если мы подвергнемся нападению Австрии. Но я ничего не сообщил Артамонову о моих намерениях относительно покушения».

Сомневаться в том, что симпатии Гартвига и Артамонова были на стороне Сербии, не приходится. Будучи информированными людьми, они должны были знать, хотя бы в общих чертах, о готовящемся покушении, причём не обязательно от непосредственных организаторов. Об этом может свидетельствовать фраза из депеши посланника о реакции Белграда на сараевское убийство: «Здесь заранее (курсив мой — В. М.) были уверены, что известные венские и будапештские круги не замедлят использовать даже столь трагическое происшествие для недостойных инсинуаций по адресу королевских политических обществ». Однако у нас нет оснований говорить об причастности Гартвига и Артамонова к заговору и тем более считать их инициаторами убийства.

С началом войны российская пропаганда объявила Сербию безвинной жертвой австрийской агрессии, за которой стоял «тевтонский милитаризм». После революции проблема потеряла политическую актуальность, став предметом изучения историков. Ведущий представитель проантантовской историографии в СССР академик Евгений Тарле воскресил версию о непричастности Белграда к выстрелам в Сараево. Глава официозной историографии Михаил Покровский, руководивший изданием дипломатических документов из архивов царского МИД, возложил вину на «империалистов всех стран». Точку в споре — хотя бы на время — поставил ленинградский журналист, позднее доктор наук и профессор, Николай Полетика. В книге «Сараевское убийство» он впервые в нашей стране ввёл в научный оборот важнейшие сербские источники и восстановил картину заговора.

Сараевское убийство не отпускало Полетику и после выхода книги. Фрагмент его мемуаров «Виденное и пережитое», которые не изданы в России, но легко доступны в Интернете, может служить хорошим завершением этой главы:

«Первой реакцией на выход книги и первой неофициальной рецензией на неё был телефонный звонок. Я подошёл к телефону. «Это квартира товарища Полетики?» — спросил по-русски чей-то нерусский голос. — Ах, это вы сами! Я хотел бы встретиться и поговорить с вами о сараевском убийстве».

На мой вопрос, с кем я имею честь говорить, голос ответил: «С вами говорит один из участников сараевского убийства. Моё здешнее имя вам ничего не скажет, но я живу здесь по советскому паспорту. Я — югославский коммунист, эмигрировавший в вашу страну. Я увидел своё имя в вашей книге, но кто я, — сказать вам сейчас не могу».

Я растерянно слушал эти слова, слова человека, бывшего одним из героев моей книги. Словно она была заклинанием, вызвавшим из могилы злого духа. Я пригласил «голос» придти ко мне на следующий день. Шура (жена Полетики. — В, М), узнав о звонке, решительно заявила: «Я хочу быть при вашем разговоре!»

«Голос», явившийся ко мне, оказался пылким брюнетом моих лет (Полетика родился в 1896 г. — В. М), человеком невысокого роста, с густой копной чёрных курчавых волос. Он категорически отказался назвать имя, под которым он фигурирует в моей книге, и добавил: «А моё советское имя вам ничего не даст». По-русски он говорил свободно, но с ярко выраженным сербским произношением.

Незнакомец заявил, что он сам и его сербские друзья, которые живут и работают («под фальшивыми именами» — добавил он) в Москве, послали его в Ленинград сказать мне, что сербские эмигранты-революционеры недовольны моей книгой: «Вы слишком сурово и критично писали о нас». Я ответил, что писал книгу по опубликованным сербским материалам и иностранным источникам, и показал ему источники своих характеристик и утверждений. Он очень заинтересовался только что вышедшей 9-томной публикацией австрийских дипломатических документов, в которых была опубликована масса протоколов австрийской полиции и расследований австрийских властей о борьбе южнославянской молодёжи («омладины») против Австрии за создание «Великой Сербии». Незнакомец был взволнован и нервно оспаривал моё утверждение, что Гаврило Принцип и его друзья были членами организации «Чёрная рука».