Борис Галенин - Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II

Старший артиллерийский офицер лейтенант Шамшев:

“С поднятием на «Суворове» боевого флага мы могли (курсив мой. — В.Ч.) открыть огонь по неприятелю…” {248}

Командир кормовой башни главного калибра мичман Щербачев:

“Броненосцы его (т.е. неприятеля. — В.Ч.) последовательно поворачивают влево (на нас) и, следуя в кильватер «Микаса», выстраиваются в одну колонну, ложась на параллельный с нами курс. Я смотрю на часы: 1 час 50 минут (за особую точность не ручаюсь, так как я свои поставил приблизительно по судовым). На циферблате стрелка начинает двигаться и показывает: «пристрелка». Впереди слышны выстрелы: наш отряд вступает в бой” {249} .

Как видим, о препятствиях стрельбе опять ни слова. Но зато Щербачев — из кормовой башни, заметим! — отчетливо наблюдал неприятельский поворот и “Микаса”. Следовательно, поля зрения ему ничто не закрывало. Вывод очевиден.

К 1 часу 49 минутам “Орел” (а тем более “Бородино”!) вышел из-за борта “Ослябя” и мог действовать по неприятелю всеми своими башнями, в том числе и кормовой.

Теперь, читатель, обратимся к нашему последнему “персонажу” — эскадренному броненосцу “Ослябя”. Как свидетельствуют не слишком разнящиеся в основных деталях показания многих очевидцев, корабль этот действительно замедлял ход и, возможно, даже стопорил его на какое-то время. Но тут нам полезно припомнить еще раз, что машинно-телеграфный “стоп” отнюдь не означает “стопа” в смысле физическом, то есть неподвижного стояния относительно воды [281].

Сколько времени сохранял “Ослябя” действительную неподвижность? Минуту? Две? Пять? Достоверных данных на сей счет у нас нет, а потому давайте предположим заведомо самое худшее — будто в момент открытия “Суворовым” огня, то есть в 1 час 49 минут, “Ослябя” не только держал телеграф на “стопе”, но и был по-настоящему неподвижен. Допустим также, что броненосец “Орел” находился в этот момент точно за корпусом “Ослябя”, что, как мы знаем, заведомый “перебор”, но пусть будет так [282]!

Перейдем теперь непосредственно к вычислениям.

“Орел” в 1 час 49 минут и все дальнейшее время держал ход 9 узлов. “Ослябя” же, как логично предположить, сохранял свою неподвижность только лишь затем, чтобы выпустить “Орла” вперед на некое минимальное расстояние, то есть на длину его корпуса плюс какой-то интервал. Возьмем это расстояние, тоже заведомо с “перебором”, равным 4 кабельтовым и поделим на скорость “Орла”. Получим:

0,4 : 9= 0,04 часа = 2,6 минуты.

А теперь естественно спросить — какое максимальное число снарядов могли выпустить японцы по “Ослябя” за эти самые 2,6 минуты? Ответ известен заранее — ни одного. Да, ни единого снаряда!

Ибо в официальном японском описании зафиксировано с полной достоверностью, что первый выстрел по “Ослябя” был сделан в 1 час 54 минуты — ровно через 5 минут после выстрела “Суворова”и спустя 2,4 минутыпосле того, как “Ослябя”, при всех завышенных допущениях,должен был дать ход.

Иначе говоря, русский броненосец ни секунды не представлял собой «неподвижную мишень»! А что касается небывало скорой гибели “Ослябя”, то причины ее следует изыскивать не в стоянии на “стопе”, а в чем-то совсем ином…» {250}

Еще раз о воспоминаниях и донесениях

К сказанному Чистяковым добавим только:

1) по-любому кажется весьма маловероятным, чтобы четыре броненосца 1-го отряда, с промежутками в два кабельтова обогнувшие мыс Доброй Надежды в 11-балльный шторм, вдруг не смогли выдержать строй в самый ответственный момент при сравнительно спокойном море;

2) в донесениях о бое офицеров «Ослябя» лейтенантов Саблина 1-го и Колокольцева, спасенных миноносцем «Бравый» и избежавших японского плена, вообще не упоминается не только о полной остановке родного броненосца, но даже о замедлении им хода:

«Около половины 12-го наша эскадра броненосных кораблей находилась в 2-х кильватерных колоннах. Правая колонна состояла из броненосцев типа “Бородино”, а левая — из второго и третьего броненосных отрядов, имея головным “Ослябя”.

Как только показалась неприятельская эскадра, “ Суворов” повернул влево и, увеличив ход, приблизился к левой колонне и начал ее обгонять, приказав “Ослябе” вступить в кильватер. Неприятель, пройдя в большом расстоянии у нас перед носом, повернул налево и лег контркурсом. Когда головная часть неприятельской эскадры легла на последний курс, начался бой.

В первый период боя в “Ослябя” было много попаданий…» {251}

«Бой начался около 2 часов пополудни. Когда, будучи командиром 1 группы [283], я пришел в верхний носовой 6-дюймовый каземат правого борта, я увидел по носу неприятельский флот, сближающийся с нами и идущий в кильватерной колонне на пересечку нашего курса по направлению к нашему курсу почти перпендикулярному.

Первым в кильватерной колонне был броненосец “Микаса”, затем — “Шикишима”, “Асахи”, “Фудзи”, “Ниссин” и “Кассуга”; дальше шли крейсера 1-го класса, но, кажется, до них шло еще большое судно [284].

Неприятельский флот перешел на левую сторону, и с броненосца “Ослябя”, после нескольких пристрелочных выстрелов из 6-дюймовых орудий был открыт огонь» {252} .

Как видим, ни слова об остановке или хотя бы замедлении хода. А ведь это первые сообщения о Цусимском бое, сделанные буквально несколько часов спустя после событий. Странно предположить, что спасенные с погибшего броненосца офицеры не отметили бы главного фактора его гибели — по мнению других свидетелей — резкого замедления хода или даже полной остановки хотя бы на несколько минут. Ни слова об остановке «Ослябя» или уменьшении им хода нет и в обобщенном донесении о бое Командующего Маньчжурской армией генерала Линевича. Последнее неудивительно. Как легко может каждый убедиться лично, часть донесения, описывающая начальную фазу боя броненосных отрядов, составлена именно со слов лейтенантов с «Ослябя».

Нет также ни слова о пресловутых двух колоннах.

Сообщения о замедлении флагманом 2-го отряда хода и даже полной его остановке стали появляться только в донесениях офицеров («Ослябя», «Орла», «Сисоя Великого» и ряда других броненосцев), побывавших в японском плену и, как следствие, имевших возможность общаться с Небогатовым, офицерами его штаба и прочими «небогатовцами» [285].

Из последних кругов и пошли, например, сведения, что на кораблях 3-го отряда были не опытные комендоры, а новички, — ложь, разоблаченная еще адмиралом Бирилевым, а в наши дни каперангом Грибовским, в целом очень сочувственно относящимся к Небогатову и крестному пути его отряда. Но ложь, вполне устроившая нашу самую Следственную Комиссию. И много еще чего пошло из тех кругов интересного, иллюстрирующего самые правдивые показания о Цусиме храброго и верного адмирала Небогатова, в частности, о «скучивании» эскадры в начале боя. Причем частично это перешло даже в показания и донесения людей из 1-го отряда — отряда верных. Так что к трем основным отрядам Критерия Цусимы следовало бы, строго говоря, добавить 4-й отряд — отряд введенных в заблуждение.