Борис Соколов - Тайны Второй мировой

Я никаких операций не проводил, — поспешно отверг предположение следователя о его участии в вивисекции Хонстель, — только парафинил иногда. А с плечевыми суставами… туда иногда по просьбе заказчика натягивали кожу с подмышечных впадин. Туг проявился неожиданный эффект. Волосы в подмышках уже не были зажаты между руками и туловищем. Может быть, поэтому их рост ускорялся и не останавливался. Вместо рук у «подушки» на этом месте — длинные волосы. Их еще в косички иногда заплетали. За косички офицеры дергали, детство вспоминали…

Еще с «подушками проводились операции по косметической гинекологии. Всем, кроме совсем маленьких девочек, гиповагинацию делали. Это сужение влагалища, оно слишком расширялось от растягивания половых губ. В результате снижались тактильные ощущения при коитусе. А уже по отдельным заказам увеличивали молочные железы, соски, клитор. Иногда просто инфекциями парафина. А иногда — хирургическое формирование. Утончали соски и удлиняли их, где-то до сантиметра-полутора. Или еще фигурными делали, в виде цветочка какого-нибудь. И клитор тоже формировали. Кожу над ним иссекали, его выдвигали вперед, делали большим, сантиметра 2–3, похожим на пенис…

Я как-то видел, капитан Рахст с бумагами работает. На стол перед собой «подушку» вагиной на бутылку посадил и прислонил к стене, чтобы не упала. Бутылка почти вся в нее зашла. «Подушка» даже глаза от боли выпучила, но молчит, боится. Зачем ему нужно было, непонятно — он на нее даже не смотрит, весь в делах. Или еще захожу, за столом штурмбаннфюрер Бельт. «Полуподушка» вниз головой с ним французской любовью занимается. Или несколько офицеров на вечеринку собирались, приносили свои «подушки» и «полуподушки». Как подсвечники их использовали. В углах комнаты промежностью вверх ставили, две толстые свечи — во влагалище и анус, тонкую свечку — в мочеиспускательный канал. Свечи зажигают, пока полностью не выгорят. Еще кольца часто в соски и клитор вставляли, к ним цепочки или медальон с именем владельца вешали. Ходят, бренчат… И в качестве подушек тоже использовали, спали на них, сидели. Но и гуманно тоже относились. За ними ухаживали другие заключенные: хорошо кормили, помогали справлять естественные отправления, мыли, смазывали кремами слизистую, она же открытая была, пересыхала быстро…» {602}

Знаменитый маркиз де Сад в конце XVIII века в «Ста двадцати днях Содома» и в «Новой Жюстине» описал нечто подобное, вплоть до «подушек» мужского и женского пола и использования девушек и женщин в качестве подсвечников и мебели. Всего через полтора века эти жуткие фантазии воплотились в еще более жуткую реальность. В тоталитарных обществах Второй мировой войны к человеку относились как к неодушевленному телу. В том же Равенсбрюке большинство заключенных составляли еврейки, которых нацисты не считали за людей. Вот в такой атмосфере и появились «подушки» — страшные живые заменители продукции современных секс-шопов. Бьюсь об заклад, что ни охранники, ни врачи Равенсбрюка де Сада никогда не читали, но делали все в соответствии с его гениальными прогнозами. Быть может, у нас в НКВД такого и не было, хотя садисты встречались и здесь. Вот и эксгумация трупов польских офицеров из катынских могил показала, что над несчастными перед смертью издевались и некоторым, возможно, уготовили особо мучительную смерть. Насилием и ощущением собственного всевластия и безнаказанности был пропитан сам воздух, которым дышали сотрудники и гитлеровской Службы Безопасности (СД), и сталинского НКВД. Причем палачами часто становились случайно. Не будь военфельдшер Хонстель ранен, останься до конца войны на фронте, никогда бы не узнал о Равенсбрюке и не был бы причастен к преступлениям против человечества.

Жутко себе представить, если бы в войне вдруг победила гитлеровская Германия с Освенцимом и Равенсбрюком, с «окончательным решением еврейского вопроса», с миллионами загубленных военнопленных и мирных граждан на оккупированных территориях. Но представим себе на минуту, что такое произошло, и несколько десятилетий спустя германские историки постнацистского периода, воспевая Великую Победу, скажут: «Да, убивать евреев плохо, да, не очень здорово нападать на соседей, да, расстрел заложников нарушает все международные нормы, да, Гитлер был диктатором, ничего общего не имевший с демократией, но без этого мы бы не победили. Так давайте судить обо всем с позиций того сложного времени, когда Германия находилась в окружении враждебных государств, готовых вот-вот напасть на нее, и с учетом этого оценивать дела политиков и полководцев». «Чушь», — скажут мои читатели и будут, без сомнения, правы. Но почему подобное же определение не приходит им в голову, когда они знакомятся с распространенными у нас трактовками истории Великой Отечественной войны, утверждающими: да, Сталин был жесток, да, Жуков был суров, да приказ № 270 нарушал все нормы обращения с собственным народом, да, оккупация Прибалтики, раздел Польши, нападение на Финляндию не соответствовали нормам международного права, да, Сталин совершил преступления, да, победили мы большой кровью, но все-таки победили. А поэтому Великая Победа оправдывает и существование коммунистического режима, и жестокости военного времени. Также и с Жуковым получилось. Миллионы считают, что «народный маршал» был суров, но справедлив, что он внес самый большой вклад в победу, а потому достоин почестей и памятников. Но нравственно ли ставить памятники человеку, который готов был расстреливать семьи сдавшихся в плен? Настоятель Троице-Сергиевой лавры архимандрит Кирилл писал младшей дочери Жукова Марии об ее отце: «Чувствуется, что душа его христианская… Печать избранничества Божия на нем чувствуется во всей его жизни» {603} . Если бы он читал шифрограмму № 4976, никогда бы ничего подобного не написал. И, надеюсь, кавалеры ордена Жукова, зная вот эту страшную правду о маршале, не стали бы возлагать на себя эту награду, а власти не стали бы воздвигать ему памятники. Случай с Жуковым, да и со всей историей Великой Отечественной войны, доказывает, как важно иметь доступ ко всем документам, переворачивающим привычную картину той эпохи. И надо еще написать подлинную историю Великой Отечественной как важнейшей части Второй мировой войны. Неужели наш великий народ не достоин иметь честно написанную историю самых своих тяжелых страданий и самых выдающихся подвигов?