Николай Лузан - О нем доложили Сталину

— Михалыч, быстренько разберись с этим сбродом и потом к нам бегом.

— Есть, командир! — заверил Михалыч.

— Только не затягивай, — поторопил тот и направился вслед за Рейхером.

Михалыч, проводив командира взглядом, возвратился к диверсантам, остановился около Петра и, буравя его жгучечерными цыганскими глазами, процедил:

— Ты, помнится, шось в машине вякал или мне послышалось?

Петр слизнул с губ сгустки запекшейся крови и промолчал.

— Он шо, у вас немой? — рявкнул Михалыч и, схватив за воротник побледневшего Белодеда, прошипел: — А ты шо скажешь, гнида?

— Мы… мы из рабочей команды, — промямлил тот.

— Из рабочей? И где же ты робыл, шо таку харю наел?

— У-у… меня она всегда такая, я…

— Не бреши, падла! Я вас, сук продажных, насквозь вижу! Щас ты у меня по-другому запоешь! — пригрозил Михалыч и, обернувшись, позвал: — Мыкола, подь сюды! Е работа для тебя.

Верзила, сидевший на пеньке и все это время угрюмо наблюдавший за происходящим, достал из кармана ватника казацкую нагайку и, помахивая ею, двинулся к диверсантам. Обстановка все больше накалялась.

Масла в нее подлил партизан, копавшийся в кузове. Он нашел мешок с красноармейским обмундированием и, потрясая им, крикнул:

— Михалыч, ты подывысь на цэ! От же падлюки!

Злорадная ухмылка зазмеилась на физиономии «мордатого», и, надвинувшись на Белодеда, он зловеще процедил:

— Ну, сука, кажи, шо цэ за рабочая команда?

— Э-это не наше, — промямлил тот.

— Не бреши, гад!

— Кончай его, Михалыч! Цэ ж диверсанты! Шпионы! — вопили партизаны.

Бурая физиономия Михалыча по цвету уже напоминала бурак. Он вышел из себя и пнул Белодеда в живот. Тот рухнул на землю и, завыв на одной ноте, закрутился волчком. Диверсанты попятились назад, но грозные окрики и лязг затворов автоматов заставили их замереть. Со страхом и ненавистью они смотрели на беснующегося «мордатого». Ему вторили партизаны:

— Михалыч, шо с ними чикаться? В расход их! В расход!

Кольцо разъяренных партизан все тесней сжималось вокруг диверсантов. Они, затравленно озираясь по сторонам, пятились к грузовику. Развязка неумолимо приближалась. У кого-то сдали нервы, он рванул ворот ватника и истерично закричал:

— Стреляй, стерва! Мало я вас, курв…

Автоматная очередь, заглушая голоса, просвистела над головами диверсантов и высекла сноп искр из скалы. Михалыч в последний момент успел подбить руку автоматчика.

И здесь у Шаликашвили нервы сдали окончательно. Всхлипнув, он рухнул на колени и взмолился:

— Не стреляйте! Я все скажу! Все… Это — диверсанты! У них важное задание. Рейхер — старший. Петренко…

Договорить Шаликашвили не успел. Удар сапогом пришелся ему в лицо и опрокинул на спину. «Мордатый» вскинул автомат и нажал на курок — очередь снесла у Шаликашвили полчерепа.

Раскатистое эхо выстрелов еще долго гуляло по окрестностям, пока не затерялось в глубине гор. Остолбеневшие диверсанты обескураженно смотрели то на партизан, то на распластавшееся тело Шаликашвили. Окончательно их повергло в шок неожиданное появление на поляне целого и невредимого Рейхера. Он вышел из-за скалы, его руки были развязаны, а фуражка по-прежнему щеголевато сидела на голове. Рядом с ним, как ни в чем не бывало, вышагивал командир партизан. Его подчиненные, оставив диверсантов в покое, стали в строй, и «мордатый» подал команду:

— Смирно!

— Вольно, Михалыч, это уже лишнее, — махнул рукой.

— Вольно! — повторил тот.

Строй лжепартизан рассыпался, и они возбужденно загалдели. А диверсанты продолжали стоять, как окаменевшие. То, что с ними произошло за последние полчаса, трудно было представить в самом кошмарном сне. На что, казалось бы, тертый калач Петренко, и тот изменился в лице. После «круга гладиатора» подобного коварства от Штайна вряд ли он, да и кто-либо другой ожидал. И когда шок прошел, их прорвало: одни вслух, а другие, бормоча под нос ругательства, принялись костерить на чем свет стоит лжепартизан. Еще мгновение и на поляне началась бы драка — Асланидзе вцепился в «мордатого», но вовремя вмешался Рейхер.

— Асланидзе, назад!

Диверсант что-то промычал, но подчинился и отпустил своего мучителя. Остальные тоже притихли и ждали, что последует дальше. Рейхер, обойдя тело Шаликашвили, подошел к «мордатому» и, потрепав по плечу, сказал:

— Гут, Михалыч!

— Рады стараться, герр лейтенант, — ответил тот.

— Хорошая работа.

— Плохой у нас не бывает, — снисходительно заметил командир лжепартизан и напомнил: — Большевики цацкаться не будут, поэтому пусть не обижаются, если кому-то…

— Не пугай — пуганые уже, — перебил его Рейхер.

— Я так, к слову.

— Не накаркай, — зло бросил Петр и ожег взглядом «мордатого».

Тот пожал плечами и хмыкнул:

— Извини, не рассчитал.

— Если я стану рассчитывать, то не ошибусь, — пригрозил Петр.

— Че-го-о? — «мордатый» подался на Петра.

— Прекратить! — прикрикнул на них Рейхер.

— Михалыч, не залупайся, — осадил «мордатого» командир лжепартизан и спросил у Рейхера: — Мы свободны?

— Да. Капитану Пинкерту наилучшие пожелания.

— Яволь, герр лейтенант! Удачи вам! — пожелал диверсантам командир особой группы, действовавшей при местном отделении гестапо, а затем гаркнул: — Все, хлопцы, маскарад закончился! Собирай манатки! Митяй, эту падаль, — командир группы пнул ногой тело Шаликашвили, — засунь, куда подальше.

Лжепартизаны загалдели и толпой повалили к дороге, там их ждала машина. Митяй же, ухватив за ногу труп Шаликашвили, потащил его к расщелине в скале.

Столбняк, в первые минуты охвативший диверсантов, прошел. Они уже не обращали внимания на подскакивающую на камнях, будто футбольный мяч, голову мертвого Шаликашвили. Жестокий закон — слабый должен умереть, — который каждый испытал на собственной шкуре, приучил цинично относиться к чужой жизни. Их неестественно громкие голоса и нервный смех еще какое-то время звучали на поляне.

Рейхер не стал тратить время на слова — все сказала безжалостная проверка — и приказал садиться в грузовик. Разобрав оружие, диверсанты забрались в кузов. Машина тронулась и, пробившись сквозь сугробы, сползла на дорогу.

К последнему пункту назначения, хутору Эриванский, группа добралась без остановок. Здесь ее ожидал вездесущий Райхдихт. Пока диверсанты разгружали машину и занимали места в блиндаже второго горнострелкового батальона «Эдельвейс», он вместе с Рейхером и Петром отправился к его командиру капитану Дику.

Тот находился на командном пункте и встретил их довольно сухо. Для него заброска в тыл большевиков разведывательных и диверсионных групп абвера чаще всего оборачивалась головной болью. Начальство, как всегда в таких случаях, стараясь застраховать себя перед всесильной контрразведкой, а в случае неудачи спихнуть ее на подчиненного, заваливало штаб батальона «ценными» указаниями. На этот раз оно вовсе озверело и потребовало от Дика, чтобы его разведчики расчистили проход в тыл к большевикам для чистоплюев из абвера.