Лариса Кучерова - КГБ в Афганистане

– Когда мы начали работать с Раджабали, его банда полностью прекратила военные действия против советских войск. Из чувства мести он стал активно давать информацию о местах и сроках проведения соседними бандами диверсий, о численном составе банд, их вооружении, о маршруте караванов из Пакистана с оружием и боеприпасами. Детально, основательно, не упуская из виду ни единой детали. И ни разу у нас не было повода усомниться в правдивости его слов.

– Как-то Раджабали рассказал, где находится единый архив бандформирований, действовавших в провинциях Герат, Шинданд и Кандагар. Никто не думал, что когда-нибудь «взгляд неверного осквернит эти страницы». В больших амбарных книгах велась подробная регистрация проведенных против нас операций, диверсий, засад. Но главное, там находились журналы учета душманской агентуры из числа местных жителей, живущих в ближайшем окружении наших войск. В них самым тщательным образом фиксировалось, кто, где, каким образом организовывал свою деятельность, подробно описывались все их подвиги, а также указывались суммы, выплаченные за «добросовестное отношение к делу», и прилагались расписки о получении вышеозначенных финансовых средств.

Проанализировав информацию, совместно с командованием было принято решение провести операцию по захвату этих документов. Во что бы то ни стало.

Хранили их в труднодоступном горном районе, в пещерах. С помощью агентурных данных выяснили детали: каким образом организована охрана, сколько человек задействовано, какое вооружение используется. Только после того, как необходимые сведения были получены в полном объеме, спланировали операцию. Чтобы душманы не успели уничтожить документы, необходимо было рассчитать каждый шаг: откуда начать штурм, где и какими силами атаковать. И главное – не допустить утечку информации.

Наконец наступило время «Ч».

Операция длилась несколько дней.

Район блокировали мотострелки. Артиллерия и авиация день и ночь крушили и бомбили душманов, не скупясь, поливали их смертоносным огнем. Сотрясая землю, сотрясая скалистые гребни, сотрясая горное эхо. Раскатистые отзвуки гулких взрывов звучали для Раджабали как музыка. Душа его ликовала.

Когда же афганская ночь зажгла на небе яркую россыпь звезд, темные быстрые тени бесшумно заскользили по дну узкого изгибистого ущелья. В остывающем воздухе повисла напряженная тишина, изредка нарушаемая шорохом камней, выскользнувших из-под обутых в кроссовки ног десантников. Пришла пора заключительного аккорда многодневной симфонии.

На рассвете штурмовой отряд стремительно налетел на дремлющую и совершенно не ожидавшую нападения охрану. Внезапно, напористо, проворно. Не дав никому опомниться, они обрушились на ничего не понимающих боевиков всей своей огневой мощью. Те же в ответ огрызались разрозненными пулеметными очередями. Вой, визг, лязг и грохот. Завертелась, закружилась смертельная карусель…

Когда золотисто-розовый свет нового дня пролился на разоренное душманское гнездо, шум боя уже стих. Уставшие оперработники, принимавшие непосредственное участие в захвате архива, сносили свои трофеи.

А где-то далеко, за изъеденной ветрами и временем стеной гор, душманские агенты совершали свой утренний намаз, ничего не подозревая о том, что их шпионско-диверсионная деятельность отсчитывает свои последние дни…

– Военные контрразведчики наравне с армейскими офицерами всегда находились на передовых рубежах войны, за чужими спинами не отсиживались, вместе со всеми ходили на боевые: потные, без воды, во вшах, с кругами под глазами и бредом в голове. Так же подставляли свои головы под пули, так же теряли боевых друзей… Мне было очень обидно, когда представляешь опера к ордену, а тебя спрашивают: «Ну и что героическое он совершил?»

В нашем особом отделе служили достойные и отважные офицеры, каждый из которых достоин высокой награды: Борис Храмцов, Владимир Мещеряков, Анатолий Герц и многие другие. Ни разу за два года службы в Афганистане я не был свидетелем, и даже не слышал ни о трусости, ни об отказе от выполнения сложной задачи сотрудниками военной контрразведки. А вот примеров мужества, героизма и верного служения своему Отечеству вспоминается немало.

Многие сотрудники Особого отдела КГБ по КБВО прошли дорогами афганской войны. Трое из них – Геннадий Сабельников, Евгений Свержев, Владимир Ковтун – погибли при выполнении своих служебных обязанностей.

Геннадий Сабельников был убит на третий день пребывания в Афганистане. Даже оружия получить не успел. «Уазик», в котором он ехал вместе с капитаном, сдающим ему дела и должность, попал в засаду. В «зеленке» по машине выстрелили из гранатомета. Капитан погиб на месте. Водителю оторвало ногу, и он потерял сознание. Раненый Сабельников из автомата водителя пытался отстреливаться. Тогда духи открыли дверь и расстреляли его практически в упор…

Владимир Ковтун погиб, когда до возвращения домой оставалась неделя. Вертолет, на котором он в составе группы спецназа летел на задание, был сбит душманами. Владимир мог послать вместо себя прибывшего на замену товарища, но не сделал этого, выполнив свой офицерский долг до конца.

Капитан Евгений Свержев был первоклассным опером. Напористым, смекалистым, хватким. Что такое офицерская честь, знал не понаслышке. И человеком был замечательным.

Мотострелковый полк, который он курировал, готовился принять участие в боевой операции. В одном из старых районов Герата засела банда Туран Исмаила. Задача перед полком стояла не из легких: обезвредить и уничтожить. Дело предстояло нешуточное.

В тот период у Свержева в проверке находились сведения по фактам мародерства в полку, заслуживающие серьезного оперативного внимания. Взвесив все «за» и «против», Симирский, как начальник отдела, запретил ему принимать участие в операции.

– Да вы что?! Как же я после этого в глаза мужикам-то смотреть стану? Ведь они не на прогулку идут! Мясорубка намечается еще та!

– Именно поэтому мы не имеем права рисковать! Слишком серьезное дело у тебя в разработке, – ответил Валентин Романович.

– Но…

– Никаких «но»! Это приказ!

Тем временем Симирского вызвали в Кабул, и он приказал своему заму вместе со Свержевым встретить его через два дня.

Когда вертолет, на котором он вернулся, поднимая клубы мукообразной пыли, приземлился в зоне проведения операции, на площадке маячила одинокая фигура зама. Какое-то недоброе предчувствие сдавило грудь.

– А Свержев где? – спросил офицер, хотя ответ ему был заранее известен. Вопрос же задал только в надежде на то, что объективные обстоятельства помешали подчиненному приехать к вертолету. Мало ли что еще могло случиться. «Может, заболел?» – спрашивал он сам себя.