Лариса Кучерова - КГБ в Афганистане

Встреча однополчан. Р. С. Аушев и В. Р. Ситник. 1995 г.

Сначала оперработники, используя все имеющиеся в наличии силы и средства, получали первоначальную информацию о местонахождении человека: где, в какой банде удерживается, кто его окружает. Наиболее эффективный способ получения подобных сведений – работа с местными жителями.

Многие афганцы охотно шли на сотрудничество. У каждого из них на то были свои причины. Кто-то таким образом спасал свою семью от голода. Афганцы в основной своей массе люди очень бедные. Очень бедные! Поэтому за мешок муки, несколько десятков яиц, масло, одежду, хлеб, пару банок тушенки можно было узнать много интересного. Правда, тушенку брали только говяжью. Свинину правоверные в рот не берут. Но когда подпирал голод – ели все. Кто-то сотрудничал с нами, желая отомстить за убитых душманами родственников. Встречались и «идейные» – те, кто сознательно поддерживал новую власть и помогал ей.

Для полной достоверности полученную информацию тщательно перепроверяли, а получив подтверждение, скрупулезно анализировали все слабые и сильные стороны как главаря банды, в которой находился наш военнослужащий, так и его окружения: кто родственники, где находятся, чем или кем наиболее дорожат. Методично, по лоскуткам, по обрывкам слухов, сплетен и других разрозненных сведений собирали общее полотно их психологических портретов, в поисках наиболее уязвимой точки, своего рода «ахиллесовой пяты», на которую можно воздействовать. Ничего не упускалось из поля зрения оперсостава. Любая мелочь могла послужить той спасительной нитью, за которую можно было ухватиться.

Вся оперативная работа имеет одну специфику – она негласная. Встречи, как правило, проводили по ночам в безлюдных, уединенных местах. Во время таких ночных «прогулок» «опер», как его ни страхуй, всегда оставался один на один с опасностью. Вероятность того, что, накинув грязный мешок, в лучшем случае уволокут в горы, в худшем – отнесут отрезанную голову одному из радикально настроенных душманских лидеров, существовала всегда.

Для оперработников подобный риск был каждодневной работой. Один на один с растворившейся в темноте неизвестностью, со сковывающим тело и пытающимся парализовать волю страхом, побеждая и преодолевая его. Смелый не тот, кто не боится. Страшатся все. Смелый тот, кто справляется с этим чувством, контролирует его и, несмотря ни на что, грамотно, четко и профессионально выполняет все стоящие перед ним задачи.

– Служил в 108-й дивизии мастер спорта по фехтованию. В плен попал по собственной глупости. Годы стерли из памяти его фамилию. Помню только, что родом был из Самарканда. Оперативная «почта» сообщила, что он находится в одной из банд, орудовавших в районе Баграма.

Стали искать выходы на ее руководителей. К нашему счастью, они не входили в число «непримиримых». Вскоре через посредников нам передали согласие выдать пленного за определенное вознаграждение. Свободу нашего солдата они оценили в несколько миллионов афгани. Деньги на проведение операции выделил командующий армией Борис Громов. Через тех же посредников договорились о месте встречи и условиях передачи…

…Место было выбрано глухое, безлюдное – в заброшенном людьми и разрушенном войной кишлаке. Серые, низенькие, прилепленные друг к другу, словно ласточкины гнезда, домишки растворялись в серой сумеречной тени… Вокруг царило запустение и тишина, изредка нарушаемая поскрипыванием раскачиваемых ветром покосившихся дверей. Ситник, начальник штаба дивизии полковник Виктор Долич и молодой переводчик Азидобах Алиев вышли на открытую площадку. Все трое – сплошной сгусток нервов и страха. При себе только личное табельное оружие. Прикрытие осталось позади. И никаких гарантий, что вернутся. Ни-ка-ких!

Из-за дувала навстречу им вышли два афганца. Невысокий, обточенный точно булыжник человек в черной чалме, в пропыленном грязном халате, опоясанном крест-накрест пулеметными лентами, выступил вперед. Голос его был глуховат и обрывист. Гордо запрокинув голову, он быстро и негромко что-то проклокотал на непонятном для них языке.

– Деньги принесли? – перевел Азидобах. Ситник молча кивнул. Советский офицер и душманский главарь долго смотрели друг другу в глаза, внимательно изучая друг друга. Аспидно-черные глаза афганца буравили контрразведчика насквозь, пытаясь проникнуть в самые потаенные закоулки сознания. Страх сковал тело и мысли офицера ледяными кандалами. Ноги, руки отказывались подчиняться, словно свинцом налились. Стряхнув оцепенение, Валентин взял себя в руки, выстраивая мысли в строгую логическую цепочку.

Р. Ситник (2-й слева) на встрече с командиром «договорного» вооруженного формирования. Саланг. 1988 г.

Получив утвердительный ответ на только ему одному известный вопрос, моджахед повернулся к своему спутнику и тихо произнес несколько рубленых фраз. Обмен состоялся.

Длинные вечерние тени давно растворились в ночной черноте. Ситник лежал на своей кровати, долго и тупо смотрел в потолок. В памяти то и дело проносились все детали сегодняшней «передачи»: лицо измученного духами хлопца, ставшего в те мгновения родней родного, кишлак, гордый афганец, пока все это не осталось по ту сторону сомкнувшихся век и он не провалился в черную пустоту сна.

– Не раз и не два мне довелось участвовать в подобных операциях, и ни разу афганцы нас не подвели.

– Стараясь уберечь наших военнослужащих от плена, мы прежде всего большое внимание в нашей работе уделяли профилактике: разъясняли, предупреждали, внимательно отслеживали все контакты военнослужащих с местным населением и совместно с командованием старались предотвратить возможные чрезвычайные ситуации. Подобные меры были отнюдь не лишними. Во-первых, за приветливыми улыбками и радушием афганцев часто скрывались темные мысли. Заманят сладкими речами в западню, и поминай как звали.

Во-вторых, надо отметить, что там, в Афганистане, ставшем своеобразным перекрестком геополитических интересов многополярного мира, нам противостояла мощнейшая, четко отлаженная контрпропаганда. Шла жестокая, бескомпромиссная информационная война. И не всегда мы выходили в ней победителями.

…Дело было летом 1987 года. Июль. Жара стояла невыносимая. Беспощадное афганское солнце слепило глаза. Раскаленный воздух обжигал лица. Истекающие потом тела изнывали от зноя. Дышать было трудно.