Александр Лепехин - Герой Советского Союза Иван Яковлевич Кравченко и его соратники

Отдельно скажу про огневую подготовку, которая проводилась три раза в неделю. На стрельбище добирались только бегом – 8 километров туда, столько же – обратно. В месяц выпускали по мишеням примерно сотню патронов. Кроме винтовок, тщательно изучили и стреляли также из ручного пулемета Дегтярева. Сотня патронов – это нормальное количество для хорошей тренировки. Позже, на фронте, я встречал выпускников шестимесячных курсов – младших лейтенантов, которые за полгода всего раз десять-пятнадцать стреляли. Конечно, такая огневая подготовка почти ничего не давала.

Много занимались штыковым боем. Сильны были традиции русской армии. «Немец штыка боится» – я часто слышал эту поговорку. Занимались с азартом. Тренировались, разбившись на пары, постигая всякие хитрости, или кололи соломенные чучела. «Коротким коли! Длинным коли!» – только клочья от чучел летели.

Снайперское дело как-то широко не распространялось, но после финской войны, когда мы понесли немалые потери от «кукушек», начали изучать основы снайперской стрельбы. Желающие, в том числе я, занимались дополнительно. Стреляли с расстояния 600–800 метров. Мне это пригодилось буквально в первые дни пребывания на фронте.

Кроме того, мы прошли ускоренную программу артиллерийской подготовки. А в конце второго курса на меня «повесили» отделение минометчиков из 5 человек. 50-миллиметровые легкие минометы били на восемьсот метров небольшими минами размером с перезрелый огурец. С минометами тоже научился обращаться, там требовался точный расчет и, конечно, тренировки.

Подготовка в училище была разносторонней. Могу с уверенностью сказать, что как офицер войну встретил я с врагом на равных, а кое в чем немцев и превосходил. Навыки, полученные в училище, помогли мне выжить и пройти всю войну. Хотя имелись и недоработки, которые мы постигали уже в ходе боев на собственной шкуре.

Во избежание несчастных случаев мало проводилось занятий по метанию гранат. А в частях красноармейцы просто боялись ручных гранат РГД-33, которые перед броском надо было встряхивать. Опасались – встряхнешь, а она рванет в руках. Все это шло из-за отсутствия практических, боевых занятий.

Мне больше всего запомнился мой командир взвода л-нт Муса Салбиев, осетин по национальности, который занимаясь с нами, не считался со своим личным временем и щадил ни себя, ни нас в процессе обучения. Он всегда приходил за 15 минут до подъема и следил, чтобы все выполняли как положено. Особенно он уделял много внимания уровню физической подготовки. Нас, не очень подготовленных, в роте было 5 человек, в том числе и я. По предметам я хорошо успевал, стрелял тоже хорошо, а вот физически был слабоват. И он дополнительно с нами занимался. Это был превосходный человек и я ему бы низко поклонился. Но я его встретил в 43-м году, у него было 7 ранений и он умер.

Не были мы готовы к отступлению, оборонительным боям. Рассчитывали на скорую победу, на стремительные танковые и штыковые атаки. А сложилось так, что почти два года пришлось в основном обороняться, а затем идти вперед.»

Эти уроки пригодились очень скоро. Война началась за три месяца до выпускного. Курсант Туров, красавец и активист, играл в драмкружке. В тот самый день, 22 июня, должна была состояться очередная репетиция в Доме Красной Армии. Ребята пришли, а на двери замок. «Война!» – крикнул кто-то на улице. Вся труппа бегом возвращалась в лагерь. Там слушали выступление Молотова и переживали, что не пустят на фронт.

«Мы слушаем полковую радиостанцию. Я как-то был вызван в штаб полка и вдруг слышу: «Внимание, внимание. Говорит радиостанция имени Коминтерна. Работают все радиостанции Советского Союза. С прискорбием сообщаем, что наши войска после длительных и упорных боев оставили город революции, город Ленина, город Ленинград. К сожалению наши войска не смогли выстоять и сейчас в столице нашей Родины Москва. Ведется успешная эвакуация населения, но наши бойцы Красной Армии и командиры сражаются на окраинах Москвы». Затем несколько дней передавали одно и тоже, все отступаем, отступаем. А потом: «Граждане Советского Союза мы с прискорбием вынуждены сообщить, что наши войска оставили столицу нашей Родины, город Москва». Мы слушаем. Тула не была окружена, но она была отрезана. Все коммуникации, все дороги были захвачены немцами. Работала радиостанция на нашей волне в Кенигсберге, это нам уже потом сообщили. Они глушили нашу радиостанцию «Коминтерн» она была слабее их станций, ее ведь строили в Москве в 30-е годы. Нас засыпали листовками: «Москва пала! Москва пала!» – нечего сражаться. Вот такая ситуация была. А мы в изоляции продолжали сражаться. Вот такая ситуация была, катастрофическая. Но тем не менее устояли и наш командир полка оборонял Тулу.

К нам из Тулы попала листовка «Уничтожайте танки по Кравченковски». В этой брошюре было написано, что прорвавшиеся 8 немецких танков на ул. Коммунаров были уничтожены по приказу Кравченко. Мы были очень рады и горды за нашего бывшего командира. К большому сожалению я ее не сохранил.

Мы обороняли Дедилово. У меня в роте не было ни ручных, ни станковых пулеметов и боеприпасов тоже не было. У нас на вооружении были только винтовки и наганы, а у наганов не всегда были патроны. Мы занимали оборону на пригорке на окраине села (Жилая, Пушкари), потом нас переместили в низину, западнее (Конопка). Я раз 5 ходил в разведку. Командир батальона меня посылал.

Мы слышим с немецкой стороны шум моторов, особенно их было слышно ночью. Я ходил, ходил, никак не могу найти, откуда шум. Потом я взял двух бойцов с роты и пошел (в сторону Жиловских выселок). Перейти линию фронта мне не стоило никакого труда, нас этому в училище учили, да тут ее как таковой и не было. Мы зашли в дом (Жиловские выселки). Там жила женщина – директор жиловской начальной школы (учительница Лепехина) и с ней 17 летняя дочь (Галя Лепехина), которая только-только закончила школу. Мы у них расспросили, какая тут ситуация. Она меня накормила горячим обедом, а когда я уходил, за мной выскочила эта девушка и поцеловала. Меня еще никто ни когда до того момента не целовал. Меня это очень растрогало, а она сразу убежала в хату.

На улице подморозило, землю припорошило снегом и мы ползли по мерзлой земле. Смотрим, в лощине скопление немецких танков и греют моторы (лощина между Жиловскими и Пушкарскими выселками, Панинский карьер). Мы назад отползли. Потом зашли в дом к той женщине, хотели погреться. У нас ничего зимнего не было. Летняя форма х/б, да шинель, у некоторых даже и нательного белья не было. Правда нас обмотки здорово спасали. Только зашли. Один солдат остался у входа, а другой зашел за дом. Солдат влетает и говорит: «Немцы», мы в сени. Тут дверь открывает немецкий солдат и дверью прикрывает меня. Удалось избежать боя.