Александр Лепехин - Герой Советского Союза Иван Яковлевич Кравченко и его соратники

Утром на построении роты в деревне, лейтенант со штаба полка, который меня привез, представил меня как нового командира роты, а старший лейтенант Семенов стал моим заместителем. Я командовал этой ротой до ранения, которое я получил за Калугой 23 января 1942 г.

Мне в роту дали два противотанковых ружья, которые я лично применял против фашистских танков под станицей Узловая.

Мое вступление в должность командира 2-й стрелковой роты совпало с началом нашего контрнаступления под Москвой и произошло на поле боя, когда рота вела наступательный бой за одно из сел Тульской области. С этой ротой мне пришлось освобождать села, ходить в рейды по тылам противника, самостоятельно и в составе двух рот (на станцию Тихонова Пустынь) в начале декабря 1941 года.

В декабре сорок первого года началось наступление наших войск под Москвой. Отступая, немцы угоняли население, а деревни сжигали. Зима в тот год была морозная и очень снежная. Чтобы увезти свою технику, фрицы использовали гражданское население, в том числе женщин, подростков на расчистке дорог. Этих людей они уже не отпускали, а гнали дальше на запад.

Люди умирали от мороза, их не кормили, а тех, кто не мог двигаться, фашисты расстреливали с немецкой педантичностью выстрелом в затылок или добивали штыками. Расчищенные дороги представляли собой снежные туннели 2–3 метра высотой. Быстрое наступление наших войск заставляло немцев бросать грузовики, орудия, повозки. И рядом лежали трупы наших русских людей.

На одном, только что освобожденном участке, среди десятков расстрелянных мы увидели труп молодой женщины, прижимающей к груди ребенка. Неподалеку лежал изможденный старик в коротком порванном кожухе. Ветер шевелил его жидкую, торчавшую вверх бороденку.

Можно понять, с какой ненавистью мы преследовали отступающих фашистов. В период Московской стратегической операции с 5 декабря 1941 года по 7 января 1942 года были уничтожены или понесли тяжелые потери 38 вражеских дивизий, освобождены 11 тысяч населенных пунктов.

Труднее всего было воевать с финнами. Они были лучше подготовлены. В декабре 1941 г. мы единственный раз столкнулись с ними. Две роты нашего полка пошли в тыл к немцам с задачей овладеть ж.д. станцией Тихонова пустынь. Когда пришли туда, оказалось, что мы не можем этого сделать, потому что рядом со станцией огромное село и оно было занято финнами. Подошла финская дивизия неизвестно с какой целью. Мы расположились в лесу на полянке. Выслали разведку и она выяснила, что в каждой избе человек 20–25 живет финн. Пришли они прошлой ночью, а наша разведка прозевала этот момент. В селе у Тихоновой пустыни был штаб дивизии. Дивизия также располагалась в двух соседних селах. Мы не могли захватить станцию. Даже если бы мы ее захватили, то нас тут же окружили и уничтожили. Мы послали разведчика в штаб полка за линию фронта с донесением, а сами устроились в лесу недалеко от домика лесника. Вдруг слышим по дороге едут подводы и немецкие солдаты горланят песни. Когда они поравнялись с домиком, мы их окружили и захватили. Там была полевая кухня и телега с продуктами. Мы захватили трех финских солдат, а четвертый спрятался под санями и мы его не заметили, а он потом распряг лошади и верхом ускакал к своим. Мы его обстреляли, но он убежал и тут, буквально через 20–30 минут, видим: со стороны села на бугре в нашу сторону начали двигаться как-то силуэты длинные-длинные, просто луна была низкая и люди отбрасывали длинные тени. Они неслись в нашу сторону, маневрируя между деревьями, не сбавляя скорости.

Ярко светила луна. Между соснами в маскхалатах стремительно неслись финские лыжники, обходя на крутых поворотах деревья. Это была умелая и стремительная атака. Не будь у нас опыта боев, финны подмяли бы роту и уничтожили.

Быстро развернули пулеметы и открыли огонь едва не в упор. Стреляли из винтовок (автоматов было мало), бросали гранаты. Финские лыжники, оставляя на снегу трупы, так же быстро разворачивались и уносились прочь, огрызаясь огнем автоматов.

В тот раз все решали минуты. Если бы мы растерялись, то мало кто остался бы в живых. Финские штурмовые отряды не щадили русских. Троих пленных финских солдат мы расстреляли. Охранять их в условиях ночного боя не было возможности.

Рейды по тылам противника, (особенно длительные), требовали постоянного, максимального напряжения, принятия смелых молниеносных решений и быстрых действий.

«Один из таких рейдов был совершен в конце декабря 1941 года, когда я со своей ротой численностью 280 человек, пройдя шесть суток незамеченным, в ночь с 24-го на 25-е декабря вышел северо-западнее г. Калуги, где немцы, находясь в глубоком тылу, праздновали Рождество и никак не могли ожидать появления Красной Армии.»

Получив задание освободить осажденную врагом Калугу, командир роты Туров принял решение зайти с тыла. Для этого было необходимо успеть пройти за ночь сквозь зимний незнакомый лес, где снег по пояс. Бойцы, отправленные в деревню за проводником, вернулись ни с чем: в деревне не осталось мужчин. Тогда сам командир взялся за дело. «Фронт еще был в 130–140 километрах от города, мы незаметно перешли линию фронта и пробирались в Калугу.»

В последнюю ночь я вынужден был взять проводника. Получилось это так. 24 декабря стемнело, ничего не видно, началась вьюга. Не смотря на то что в лесу хорошо ориентировался, я не смог найти дорогу. Оставалось всего километров 10–11, но непонятно было куда идти. Снега выше пояса, метель глаза бьет. Послал в деревню разведку, чтобы найти проводника. Командир разведвзвода младший лейтенант вернулся и говорит: «В деревне только один старик, но он не может идти». Пошел в деревню сам. Все дома были открыты, так немцы приказали, да и не принято было в деревне закрывать дома. В одном из домов обнаружил женщину лет 35. Она спросила: «Кто там?». Мы вошли, а с печки на нас смотрят три пары детских глазенок. Я стою с тремя бойцами. Говорю: «Мне нужен проводник». Она спросила: «Когда?», говорю: «Сейчас». Я ей не говорил, что она должна идти. Я же вижу трое детей на печке, младшему годика полтора от силы, старшему года четыре. Она, ни слова не говоря, начала одеваться. Все понимали, что если бы ее убило, то погибли бы и ее дети. Территория-то была еще оккупированная и за любое сочувствие к партизанам, а уж не говорю за помощь – расстрел, не только самого виновного, но и всех его родственников. И эта женщина, помогая нам, рискует своими детьми. У меня до сих пор мороз по коже. Она привела нас к Калуге еще затемно. Она сказала: «Перед вами овраг, садитесь и спускайтесь как с горки. Там пройдете и слева будут дома, которые вам нужны». Мы ничего не видим. Только метель завывает. Я говорю: «А там по карте есть мост». Она говорит: «Я не советовала бы вам появляться на мосту. Мало ли кто там может появиться и немцы, и полицаи». Мы вышли на окраину. Политрука с группой бойцов я отправил на станцию, и он успешно справился. Сам же пошел освобождать город Калуга. Не может пропасть страна, если мать оставляет троих детей, чтобы помочь солдатам.