Елена Калашникова - Траектория судьбы

Не лучше были дела и у лейтенанта…

Во время одной из дневок Коля увидел пожилого крестьянина, шедшего кромкой леса. В руке у него была небольшая сумка. Оказалось, житель ближнего села. Ходил в поле, чтобы деревянной колотушкой намолотить немножко ржи для своей голодной семьи. Все, какие были, продукты немцы у них отняли. Убирать урожай немцы запретили под страхом смерти: теперь он принадлежит «великой Германии». Так и уйдут под зиму неубранные поля!..

Стыдно было жевать то зерно, которое он помаленьку отсыпал каждому из нас в ладонь…

Мы спросили крестьянина, нет ли поблизости фельдшера – наши раны начали гноиться, бинты засохли и почернели от крови и грязи. Этот добрый человек взялся помочь: вывел нас на лесную дорогу, густо заросшую травой и объяснил, как добраться по ней до села и там отыскать дом фельдшера:

– Тут километров пятнадцать будет… очень душевный лекарь! Но сейчас светло, и вам не стоит рисковать. Дождитесь ночи – и, как только стемнеет, выходите на дорогу. Идите по ней на юг.

Поблагодарив крестьянина, мы стали ждать темноты. В томительном ожидании нам казалось, что солнце не собирается уходить. Вынужденный привал не приносил отдыха, хотя мы и пытались поспать, предвидя трудную ночь. Тревожно было на сердце…

С наступлением сумерек мы вышли на дорогу и осторожно, прислушиваясь к каждому шороху, двинулись в путь. Петляющая лесная дорога с бесконечными ухабами и неизвестностью за каждым поворотом вела нас к селу, где мы рассчитывали получить помощь. Шли всю ночь. Тем не менее, до рассвета нам не удалось войти в село. Надо было снова дождаться темноты.

Зная, где находится дом «душевного лекаря», мы постарались укрыться поблизости от него, чтобы можно было вести наблюдение и по очереди отдыхать. Ко второй половине дня поняли, что в селе воинских частей нет, а местные жители будто покинули свои дома: огороды пусты, никакого движения или шума. Мы решили послать Николая на разведку, посоветовав ему пробираться к дому лекаря огородами. Сами приготовили оружие, чтобы в случае опасности прикрыть его отступление.

Николай благополучно добежал до дома и скрылся в нем. Для нас наступили самые тягостные минуты – минуты ожидания товарища, который был нами же послан в неизвестность. Вернется ли?..

Наконец, откуда-то сбоку раздался короткий свист – наш условный сигнал. Мы ответили на него. И через пару минут уже развязывали принесенный Николаем узелок с едой. Сам же он, рассказывая нам о своем походе, все время повторял со слезами на глазах: «Ребята, вот это человек! Вот человек! Настоящий, наш, русский мужик!»

Когда сверток был раскрыт, нашему удивлению не было конца. На пожелтевшей газете, как на скатерти-самобранке, – половина каравая хлеба домашней выпечки, три вареные картофелины, два яблока и маленький пакетик соли! Поскольку самого Николая уговорили поесть в доме, все принесенное предназначалось для нас двоих. А пока мы ели, он рассказывал нам о лекаре.

Звать его Николай Иванович. У него три сына воюют на фронте. Немцы уже несколько раз к нему наведывались и вызывали в комендатуру в соседнее село. Поэтому он просит нас быть поосторожней. Но появиться в его доме мы должны непременно: без врачебной помощи нам не обойтись!

Когда наступил вечер, мы пробрались к дому Николая Ивановича. Он уже ждал нашего появления, предусмотрительно занавесив окна одеялами и приготовив весь имеющийся медицинский инструмент и материал…

Осторожно, стараясь не причинить нам боли, он освободил раны от намотанных тряпок и окровавленных бинтов, тщательно обработал их и наложил повязки. После оказания помощи он произнес мягко, но настоятельно:

– Ребята, нельзя вам сейчас уходить! Раны не смертельные, но весьма опасные, и желательно вам выдержать постельный режим. Хотя бы дня два, три… Я спрячу вас на сеновале. Не могу я вас отпустить в таком состоянии!

И, не дождавшись нашего ответа, со словами: «Вот и хорошо, вот и договорились! Прошу в палату!» – он повел нас на сеновал.

Почувствовав такой родной и такой любимый запах сухой травы, я чуть не потерял сознание. Николай Иванович пожелал нам спокойной ночи и, как бы извиняясь за то, что не оставил нас в доме, добавил:

– Мои орлы любили спать на сеновале…

Я лежал, зарывшись в душистое сено, и вспоминал свое, уже такое далекое, детство. Тоска по дому, по родным навеяла грустные мысли: что будет со мной, выживу ли я в этой страшной бойне?.. Как там мама? Скорее всего, все мои братья воюют, мама осталась одна. Жаль, сестры мои живут далеко от нее… С этими мыслями я погрузился в сон.

Ранним утром, пока все село спало, наш доктор разбудил нас. Он принес на сеновал еды на весь день, обжигающе холодную воду в двух ведрах да кучу старых книг и журналов, по большей части медицинских. Осмотрел наши раны и перевязал их. Уходя, он сказал, что не придет до темноты, чтобы не вызвать подозрений, а с наступлением ночи тщательно осмотрит нас в доме.

– А книжечки почитайте! – посоветовал. – Поверьте, они вам еще пригодятся.

Днем мы знакомились с проблемами медицины, читая принесенную литературу, и с тревогой обсуждали сложившуюся ситуацию и свой предстоящий путь выхода из окружения.

Ночью Николай Иванович рассказал нам об обстановке в селе и о том, что удалось узнать о последних боях наших войск. Сведения эти были очень неутешительными.

На сеновале нам пришлось провести двое суток. На третью ночь Николай Иванович разрешил уйти. Он дал нам с собой на пару дней продуктов, запас бинтов и йода, вывел огородами за село и показал направление, в котором предполагалось самое близкое расположение фронта. Мы обнялись с ним и, поблагодарив за помощь и доброту, расстались. К большому сожалению, мы тогда даже не узнали фамилии нашего спасителя…

Наш путь из окружения проходил по бездорожным глухим местам и с каждым днем становился все труднее и труднее. Шли мы, как и прежде, по ночам, пытаясь в светлое время отдыхать. Старались питаться как можно реже и меньше, экономя продукты. Тем не менее, они уже через три дня подошли к концу. Голод заставлял нас искать что-либо съедобное в лесу. Мы ели ягоды – рябину, калину, жевали сухую траву, грибы… Мучила сильнейшая жажда: воду отыскать можно было лишь в застойных местах, а от этой тухлой болотной воды болели животы, нас мутило.

Положение осложнялось еще и тем, что все это время вокруг было подозрительно тихо. Как будто шли мы не к фронту, а от него… От неуверенности настроение становилось все мрачней. Мы уже не пытались определять точное направление пути, а только одержимо шли и шли на восток.

Лишь на седьмые сутки нам посчастливилось выйти к расположениям частей Красной Армии. Произошло это около города Трубчевска. Смертельно уставшие, голодные, ободранные, с грязными повязками на ранах, но бесконечно счастливые, мы все-таки вышли из окружения!..