Энтони Бивор - Высадка в Нормандии

«Меня послали в обоз – пополнять запасы, потому что мы за несколько дней лишились почти всего, – писал обер-ефрейтор 91-й дивизии. – Не осталось ничего, кроме обмундирования, которое было на нас. Хуже всего по-прежнему были удары вражеской авиации, поэтому действовать можно было только ночью. Ах, эти мерзавцы с пулеметами, обстреливающие нас на бреющем полете! Зенитки бы сюда да наши самолеты, но их и близко не видать. Ясное дело, на солдат это действует разлагающе. Теперь нам сказали, что в ближайшие дни прибудет много самолетов и по противнику нанесут мощные удары с воздуха».

Удерживать южный фланг пробитого американцами коридора поручили 82-й воздушно-десантной дивизии и невезучей 90-й. Возглавить войска на этом участке Брэдли доверил одному из самых надежных своих подчиненных, генерал-майору Трою Мидлтону, назначив его командиром 8-го корпуса. Мидлтон, отличившийся в Италии, выглядел «в своих очках со стальной оправой как почтенный профессор», по словам знавших его людей.

Противостоявший Мидлтону немецкий 84-й корпус 18 июня наконец получил нового командира. Генерал-лейтенант Дитрих фон Хольтиц, толстенький коротышка, внешне «был похож на клоуна», но он прошел суровую школу на Восточном фронте и отточил там свое мастерство, особенно в боях за Севастополь. В командование корпусом Хольтиц вступил, предварительно побывав в Ле-Мане, в штабе 7-й армии, где его напутствовал генерал-полковник Дольман. На Хольтица его указания не произвели большого впечатления. «Командующий армией выглядел очень усталым и каким-то рассеянным», – напишет он в самом конце войны. Еще большую неприязнь к Дольману испытывал командир Учебной танковой дивизии генерал-лейтенант Фриц Байерляйн. Он считал командующего «полным нулем» и говорил, что тот провел свою жизнь «в роскоши, которая лишила его твердости и решительности».

Хольтиц пришел к выводу, что офицеры штаба 84-го корпуса совершенно деморализованы. После неудачи первой танковой контратаки западнее Кана его предшественник генерал Маркс открыто заявлял: «Война проиграна», – а такое заявление приравнивалось к государственной измене. Сказались и потери среди командиров дивизионного звена. Помимо самого Маркса и командира 91-й воздушно-десантной дивизии Фаллея, 10 июня погиб генерал Гельмлих, а 16 июня был тяжело ранен командир 17-й моторизованной дивизии СС Остендорф. Еще больше обстановка осложнялась тем, что вследствие американского наступления на полуострове Хольтиц мог поддерживать связь с генералом фон Шлибеном только через Нормандские острова или Шербур.

Перерезав путь на полуостров, Коллинз постарался не дать противнику времени на перегруппировку. Генералу Мэнтону Эдди, командиру 9-й дивизии, он приказал меньше чем за сутки полностью повернуть дивизию в противоположном направлении и готовиться к наступлению на север, вдоль западного берега Котантена. В центре Коллинз поместил 79-ю пехотную дивизию, а 4-я дивизия, все еще ведущая бои у населенных пунктов Монтбур и Валонь, должна была очистить от противника восточную часть полуострова и выйти на Шербур справа. Командиру 4-й дивизии генерал-майору Реймонду О. Бартону, возможно, не хватало внешнего блеска, какой демонстрировали его коллеги, но на Лиддела Гарта он произвел хорошее впечатление: Гарт был покорен «широтой его кругозора».

Дивизия Бартона атаковала скопление противника к северу от своих позиций. Регулярные обстрелы корабельной и полевой артиллерией уничтожали немецкие опорные пункты у Монтбура и Валони, а заодно и сами эти городки. Монтгомери, например, целиком полагался на артиллерию, что проявилось в его письме к де Гинганду, где он позволил себе отвратительную шутку: «Монтбур и Валонь “освобождены” в лучших традициях 21-й армейской группы, иными словами, от них ничего не осталось!!!»

Наступавшие на Шербур три дивизии, кроме того, имели в своем распоряжении авиационную группу связи и всегда могли вызвать на помощь истребители-бомбардировщики. На том этапе такой способ взаимодействия родов войск только отрабатывался, и самолеты по срочному вызову прилетали через три часа. Но были и исключения. 16 июня «с самолета-разведчика начальнику артиллерии дивизии доложили о движении колонны противника по мосту. Артиллеристы доложили по команде. Штаб корпуса вызвал эскадрилью истребителей-бомбардировщиков, сообщив ей координаты колонны. Через 15 минут поступил доклад о том, что по колонне нанесен удар с бреющего полета. Сообщалось также, что во время налета разбежались американские пленные, которых вели с собой немцы». Эти первые попытки координации действий наземных войск и авиации в итоге привели к их исключительно результативному взаимодействию, которое немало способствовало разгрому немцев в Нормандии.

Итак, войска Коллинза успешно продвигались к Шербуру, но в это время на союзников обрушилась совершенно непредвиденная беда. 19 июня в Ла-Манше разыгрался сильнейший шторм, какого не бывало уже лет сорок, а тут еще и прилив поднялся необычно высоко. На памяти местных жителей такого не случалось ни разу. Ураганные ветры дули вдоль берега с такой силой, что могли, как гласит нормандская поговорка, «с коровы рога сдуть». Стало холодно, как в ноябре. Искусственный порт «Малберри» в секторе «Омаха» был разрушен и уже не подлежал восстановлению. Кто-то из специалистов утверждал, что уязвимость порта была связана с просчетами в его конструкции, но нельзя забывать и того, что сооружен он был на самом открытом со стороны моря участке берега. Аналогичное английское сооружение у Арроманша было частично прикрыто рифом и скалами, и в результате его можно было восстановить после шторма.

Волны выбрасывали десантные катера далеко на берег, по пути сталкивая и корежа их. Паромы «Райно» («Носорог») разламывались на отдельные секции. На берегу оказались даже тяжелые транспортные суда ЛСТ, предназначенные для десантирования танков. «Не допустить, чтобы десантные суда выбросило на берег, – писал офицер ВМС США, – можно было только одним способом: поставить их на якорь как можно мористее и надеяться, что их не захлестнет волнами». Те, кто в эти часы переправлялся в Англию, получили незабываемые впечатления. Офицер одного ЛСТ писал: «Нам потребовалось четверо суток, чтобы одолеть 80 морских миль (меньше 150 км) до Саутгемптона. Волнение было таким сильным, что наш командир опасался, как бы судно не переломилось надвое. Во избежание этого он приказал протянуть к носу и корме швартовы и стянуть корабль покрепче. Наше судно стало похожим на скрипку с натянутыми струнами».

Шторм не утихал до вечера четверга 22 июня. Разрушения на берегу превзошли все мыслимое. Кораблей и снаряжения было потеряно больше, чем в ходе высадки 6 июня. Но те, кто планировал и готовил вторжение, не могли не испытать огромного облегчения при мысли о принятом 5 июня решении осуществить его. Если бы его отложили на две недели – а такое было возможно, – весь флот попал бы в один из сильнейших штормов за всю историю Ла-Манша. Д. Эйзенхауэр, увидев собственными глазами, что творится на берегу, не поленился написать полковнику Королевских ВВС Стэгу: «Я возношу хвалу богам войны за то, что мы высадились именно тогда, а не позднее».