Вадим Гринёв - Абвер

– Не помню, что он ответил, но точно офицером. А в 1918 году произошла революция и у них, и у нас. Он окончил школу и пошел в военное училище. Его сразу забрали в Абвер. Первая работа – Испания.

– В какой местности Испании он работал?

– На севере. Он забрасывал свою агентуру в республиканскую армию и внедрял провокаторов среди населения.

– Какой цвет волос был у Ноймана?

– Такой же, как у меня, – шатен, глаза голубые, и даже роста одинакового. У него был денщик. Но жили они в разных комнатах. Денщик чистил ему мундир и сапоги. Но, на допросы денщика я не вызывал. А следовало бы.

– Нойману давали книги?

– Он любил просматривать подшивку «Огонька». Даже делал пометки. Например, на фотографии, где Сталин на мавзолее принимает первомайский парад, он написал: «Почему рядом со Сталиным только гражданские лица, а где же военные? Где генералы?» Каждый раз, когда он был у меня на допросах, сотрудники НКВД просматривали все его вещи и обо всем мне докладывали. Как-то он сделал пометку на фотографии борца Гурского. Гурской тянул 3-х лемехный плуг. Нойман написал: «Фантастический человек». Видимо, ему нравились сильные люди. У Гурского была сестра – тоже сильная. Она вышла замуж за одного днепропетровца. Как-то она с мужем была в цирке. Там выступал борец, который легко укладывал здоровых мужиков. Этот борец обратился к публике, кто желает помериться с ним силой? Цирк молчал. Тогда сестра Гурского крикнула: «Я»! Цирк замер. Женщина вышла на ковер. То ли борец опешил, то ли у нее действительно была зверская сила, но она его положила на лопатки под восторженные аплодисменты публики. Когда она вернулась на место, мужа не было. Он сбежал то ли со страху, то ли со стыда. Нойман искренне смеялся, даже хохотал. В этот момент его расслабления мне удалось схватить большую частицу его внутреннего я.

– Нойман рассказывал о своих родных? Что он вспоминал о доме?

– Конечно, он думал о семье. У него была надежда, что он вернется к своим. Он считал, что война скоро закончится. Германия займет территорию до Урала, где будет немецкая власть, а с другой стороны Дальний Восток и Сибирь будут заняты Японией. Так было намечено Гитлером. Нойман верил, как все немцы, Гитлеру, а мы – Сталину.

– Ноймана водили мыться в баню?

– В особняке, на нижнем этаже была душевая с ванной. Ему разрешали принимать душ каждый день, когда он хотел.

– Как высшие чины НКВД контролировали ход Ваших допросов и бесед с Нойманом?

– Каждый вечер после допросов в специальной комнате я докладывал майору НКВД о содержании своих бесед. Он одобрительно высказывался, иногда, правда, подправляя меня. Но только иногда. Никаких заданий мне не ставилось, кроме как «дружески» общаться.

– Нойман не рассказывал, какой он стрелок? Вы ему не говорили, что награждены значком «Ворошиловский стрелок»?

– У меня на гимнастерке висел этот значок. Он полюбопытствовал. Я ему сказал, что мы много тренировались. Каждый день стреляли по два часа. Сначала из малокалиберной винтовки и пистолета, потом из боевого нагана. Маузеров нам не давали. Маузеры были только у начальства – у высших чинов.

– Нойман обратил внимание на Ваш значок в первый или во второй день?

– В первый день. Он так пристально его разглядывал, но не решался спросить. По-видимому, из наших боевых наград он ему был не знаком. Потом он спросил, указав пальцем, что это такое? Я ответил, что это за отличную стрельбу. Он сказал, что у них тоже есть подобные призы. В Абвере их учат стрелять вслепую. В темном коридоре тянут консервную банку, она громыхает, и в нее надо попасть. Я сказал, что и у нас было такое, но звук создавался неожиданно и, в основном, сзади, надо было быстро развернуться и попасть. Это было очень трудно. Он сказал, что у них в Абвере тоже было такое, и он попадал. Это упражнение на быструю реакцию особенно необходимо для разведчика, если за ним идет «хвост». Важно выстрелить первым и незаметно для преследующего.

– На какой день после начала допросов Вы почувствовали, что Нойман к вам «дружески» расположен?

– На 3-5-й день. Он тоже искал во мне человека, близкого по менталитету, которому можно было исповедаться. Я рассказывал ему, как ходил в немецкую церковь, беседовал с патером Густавом. Я сказал ему, что в детстве ходил в немецкую школу, что меня воспитывали немцы Копп, Фризе, Густав, я пел в немецком клиросе. Копп даже хотел в 1918 году забрать меня в США. Жизнь немцев – колонистов сильно интересовала Ноймана. Я сказал ему, что украинцы и русские, которые жили в Кичкасе, уважали немцев и хорошо к ним относились. Ценили их трудолюбие, методы воспитания детей и умение хорошо делать свою работу.

– Кто такой Копп?

– Это был заводчик в Александровске. На заводе сельхозмашин Якоба Коппа работало около 100 человек. Мой отец работал машинистом в котельной, где вырабатывался пар. Пар крутил маховик, а с маховика с помощью ременных передач движение передавалось на станки, где вырабатывались детали. Часть паровой энергии преобразовывалась в электрическую – для освещения цехов. Я рассказал, как однажды мать попросила меня отнести отцу на завод обед. Меня на проходной знали и пропустили. Меня заинтересовало мое отражение на медно-латунной поверхности парового цилиндра. И вдруг, в машинное отделение заходит сам заводчик Копп. Отец сказал ему, что я его сын. Он поздоровался со мной за руку. Вообще-то Копп был отличным хозяином и хорошим человеком.

– Как Нойман отнесся к Вашей характеристике Коппа?

–Он восхищался Коппом. Мне удалось создать образ добропорядочного немца, потому что я, по-видимому, любил Коппа, как и он меня полюбил. Когда отца убили, он хотел меня усыновить. Копп дал нам свою подводу – линейку, и на ней мы отвезли гроб на кладбище. Он также присутствовал на похоронах. Он как-то пришел к нам на Новый Год. Мне от Деда Мороза подарил костюм, а девчонкам – юбки. Нас было пятеро душ. И каждому по подарку.

– Вы рассказали об этом Нойману?

– Конечно. Он сказал, что мать неправильно поступила, не отпустив меня в 1918 году в Америку вместе с Коппом. Я бы был уже большим человеком. Нойман стал невольно, «по-дружески», переживать за мою судьбу: «Америка – богатая страна. Надо было матери отпустить Вас». Это был успех моих психологизмов.

– Нойман не высказывал своего отношения к коммунистам, большевикам?

– Нет. Видимо, он понимал деликатность этой темы, мою роль, и знал, что нас прослушивают.

– Нойман был религиозен? Он молился?

–Он рассказал мне свой распорядок: туалет, бритье, молитва, физзарядка.

– Нойман рассказывал о своих солдатах и офицерах?

– Он говорил мне о своем помощнике, который тоже закончил «абвершколу».

– А солдаты были все его прежние, из Испании? По какому признаку он подбирал солдат?