Валерий Шамбаров - Агенты Берии в руководстве гестапо

А учитывая уроки «Ночи длинных ножей», Гейдрих при помощи Мельхорна завел обширную картотеку, куда принялся собирать материалы не только на политических врагов нацизма, но и на высокопоставленных лиц НСДАП, государства, армии. Мало ли кто из них впоследствии может стать «врагом»? Или кого понадобится сделать «врагом»? Гейдрих лично занимался подбором для СД ценных кадров. В частности, принял 27-летнего нациста, приехавшего из Австрии, Адольфа Эйхмана. Начальнику понравились его скрупулезность и трудолюбие. Обратил Гейдрих внимание и на одаренного выпускника университета Вальтера Шелленберга и также взял его на службу к себе.

Но у СД в то время имелся существенный недостаток. Она была не государственным, а только партийным органом. Не имела исполнительной власти. Не имела, например, права совершать аресты. Это компенсировалось в симбиозе с гестапо. Начальник-то у них был общий. В результате СД собирала информацию о врагах рейха, которая использовалась гестапо для принятия мер против них. Непосредственное руководство тайной полицией Гейдрих передоверил Мюллеру. Хотя формально он был назначен начальником не всего гестапо, а только 2-го отдела этой организации (ведавшего внутриполитическими вопросами). Но при этом Мюллер стал заместителем Гейдриха. Быстро рос он и в чинах СС — за «Ночь длинных ножей» стал гауптштурмфюрером, потом штурмбаннфюрером. Однако очередные попытки Мюллера вступить в партию опять кончились неудачей. Гейдриха такое устраивало — пусть остается «с пятнышком», пусть ощущает свою зависимость от шефа.

Германия тем временем заметно оживала. Прекращение политических свистоплясок и революционной раскачки принесло стабильность и порядок. Страна вышла из экономического кризиса — он как раз и во всем мире кончился, а успехи гитлеровского режима и его заигрывания с Западом оказались заманчивыми для иностранных инвесторов. Фюрер направил все усилия на развитие германской экономики, привлек к сотрудничеству промышленников и финансистов, предприятия стали получать значительные государственные заказы. Начали реализовываться широкомасштабные строительные программы — например, строительства имперских автобаннов (высококачественных шоссейных дорог). Организовывались «трудовые лагеря» для юношей и девушек, где молодежь участвовала в стройках, сельскохозяйственных работах, а заодно проходила военную подготовку. Безработица быстро сходила на нет.

И фюрер, укрепив таким образом государство и свою власть, взялся играть по-крупному, чтобы отменить послевоенные ограничения. По условиям Версальского договора Саарская область была на 15 лет передана под управление Лиги Наций, а здешние угольные копи переходили в собственность Франции, которая и пыталась несколько раз закрепить область за собой. Но срок международного контроля завершился. И 13 января 1935 г. в Сааре был организован плебисцит. Потрудились все — и пропаганда Геббельса, и СД. Одни открыто, другие тайно. Да и впечатляющие успехи нацистского режима говорили сами за себя. Поэтому более 90 % населения высказалось за воссоединение с Германией.

Оно осуществилось 1 марта, вылившись в общенациональный праздник. Впрочем, не для всех. С 1933 г., со времени прихода к власти Гитлера, Саар, сохранявший особый статус и международный режим управления, стал естественным убежищем для немецкой оппозиции, стекавшейся сюда из других германских земель. Через Саар эмигранты пересылали в Германию нелегальную литературу. Все подобные центры были заранее взяты на заметку спецслужбами Гейдриха, составлены списки противников гитлеризма. И после присоединения области гестапо немедленно учинило в ней капитальную «зачистку».

Ну а фюрер, едва удалось вернуть «залог», удерживаемый победителями прошлой войны, на волне патриотического подъема отбросил и другие версальские условия. 10 марта 1935 г. было объявлено о создании военно-воздушного флота, командование им поручалось Герингу. А 16 марта Гитлер подписал закон о всеобщей воинской обязанности.

Вместо 100-тысячного рейхсвера, формируемого на профессиональной основе и не имеющего подготовленных резервистов, родился вермахт. С призывом в армию дееспособного мужского населения. Состав вооруженных сил определялся в 36 дивизий — 500 тысяч человек. Правда, это была пока лишь серия «пробных шаров». При энергичном противодействии любому из них со стороны англичан и французов Германии не поздно было пойти на попятную. Но диагноз, поставленный Гитлером западным державам — «близорукость и импотенция», оказался верным, и они ограничились только пустословными дипломатическими протестами.

История, увы, наука очень политизированная. В наше время оказывается, что даже в истории князя Владимира Красное Солнышко невозможно разобраться без учета современных политических симпатий и антипатий авторов. Что уж говорить о столь недавнем прошлом? Сперва мы изучали, что вооружению Германии способствовал оголтелый антисоветизм империалистического Запада. Потом, в эпоху демократии, нас стали пичкать сенсациями, что среди англо-французских политиков просто возобладал «пацифизм», а вооружал немцев Советский Союз. То и другое, мягко говоря, неверно.

Антисоветизм не был на Западе самодовлеющей величиной. Допустим, в 1919 г. в Прибалтике англичане усиленно разоружали и вытесняли немцев, противостоявших большевистскому натиску. Главной признавалась «германская опасность», а советская при этом отходила на второй план. Не была оказана достаточная помощь белым армиям — потому что белогвардейцы стояли за возрождение «единой и неделимой» России, а западные антироссийские силы (те же самые, что способствовали свержению царя) сочли, что большевики сами расшатают, ослабят и развалят страну социальными экспериментами. Не пахло антисоветизмом и в 1920-х гг. Наоборот, великие державы наперегонки кинулись устанавливать дипломатические и торговые связи с Москвой, чтобы завладеть огромным российским рынком, получить выгодные концессии. Для этого закрывались глаза и на ужасы «красного террора», и даже на подрывную деятельность Коминтерна.

Зато в 1930-х ситуация изменилась. Сталину удалось преодолеть внутренний кризис. И начала давать плоды его программа индустриализации. Вот тут-то и реанимировался старый жупел: «Россия усилилась !» Даже не Советский Союз, а именно Россия, поскольку тезис «русской угрозы» возник и вовсю эксплуатировался задолго до большевиков, еще в XVIII–XIX вв. Первой озаботилась Англия. Как раз она до революции чаще всего выступала носительницей антироссийских тенденций, в Британии они доходили до уровня прочной политической традиции. А антисоветизм стал всего лишь дополнительным фактором, поскольку коммунистическая пропаганда в странах Азии угрожала британским колониям и зонам интересов. Германию же английские политики стали рассматривать в качестве противовеса «усилившейся России». Предполагая, что Германия, если ее поддержать, станет младшим партнером Англии, послушной «цепной собакой».