Валерий Шамбаров - Агенты Берии в руководстве гестапо

Второй фактор — война застала Красную Армию в состоянии перевооружения. Старая техника уже выработала ресурс, была снята с производства, запчасти к ней не выпускались, а новую экипажи освоить еще не успели, только-только начали переучиваться летать на новых самолетах и водить новые танки.

Третий — Сталин и Генштаб допустили грубую стратегическую ошибку, считая, что на Москву Гитлер идти не рискнет, а, как было в 1918 г., захочет отхватить богатую продовольственными, сырьевыми и промышленными ресурсами Украину. Поэтому львиная доля сил была сосредоточена не на центральном, а на южном направлении.

Четвертый — разрешение на упоминавшееся ранее выдвижение к границам дополнительных контингентов Сталин дал только в мае 1941 г. В результате оно осуществлялось в конце мая и начале июня. Получилось, что треть войск западных округов только-только прибыла на места новой дислокации, не успела осмотреться и освоиться с новым для них театром действий и занималась собственным устройством и расквартированием.

Пятый — оценивать мощь и боеспособность войск только по количеству пушек и танков в общем-то некорректно. При этом упускаются из внимания «мелочи», имеющие в войне не меньшее значение. Например, Красная Армия в 1941 г. не была моторизована. Автотранспорта она имела крайне мало. Танки-то строились, а обычными грузовиками обеспечить ее не успели, это оставлялось на потом. Считалось, что по мобилизации к армии перейдет автотранспорт гражданских организаций. Но своевременной мобилизации объявлено не было! А потом этот транспорт был стихийно или направленно задействован под эвакуацию. И войска лишились возможности подвозить куда надо боеприпасы и горючее, быстро перебрасывать на нужные участки пехоту и пушки…

Очень туго было в Красной Армии и со средствами связи. Это была еще одна серьезнейшая стратегическая ошибка. Не только для разведчиков, но и в войсках возможности радио недооценивались, а опасность перехвата радиограмм преувеличивалась (по опыту Первой мировой). В июне 1941 г. в армии действовали инструкции, запрещавшие использование радиосвязи в боевой обстановке! Не говоря уж о полках, в дивизиях и корпусах не имелось мощных радиостанций. А радистов и шифровальщиков было крайне мало, и они были неопытными. Не хватало и простых полевых телефонов или проводов к ним. Не было собственных линий связи у командных пунктов фронтов и армий. Предполагалось, что в случае войны будут использованы линии Наркомата связи, то бишь обычная телефонная сеть. Которая сразу же была выведена из строя германской агентурой, диверсионными группами и авиацией… Осталось — узнавать обстановку и отдавать приказы через делегатов связи, что вело к задержкам, накладкам, ошибкам. И подобное положение стало выправляться лишь в 1942 г.

Советская авиационная и танковая техника была отличной, но и ее качества во многом снижались все теми же проблемами связи. Самолеты, даже новых конструкций, не были радиофицированы до 1943 г., что затрудняло и взаимодействие между ними, и получение целеуказаний, и предупреждения об опасности. На новых танках уже начали ставить рации, но сперва только на командирских. А с вопросами связи непосредственно связаны и методы управления частями и соединениями. В оснащении и подготовке советских вооруженных сил существовали и другие важные «проколы». Скажем, в отношении саперного дела. На всю Красную Армию имелось лишь несколько десятков миноискателей. Обученных специалистов-взрывников были единицы. Недооценивалось применение мин (поскольку на удары врага предполагалось отвечать «ворошиловскими» контрударами), а запас изготовленных противотанковых и противопехотных мин был ничтожным.

Фактор внезапности действительно сыграл важную роль. Но не тактической внезапности, как это иногда представляют: немцы выстрелили первыми и пошли в наступление. Имела место оперативная и стратегическая внезапность. Никто не ожидал такой силы удара. Теоретически-то, конечно, знали. Теории массированного применения танков и авиации, их взаимодействия с десантами, разрабатывались в Советской России Триандафиловым, Тухачевским. Были налицо примеры Польши и Франции. Но одно дело — знать теоретически, а совсем другое, когда в реальности такие удары обрушиваются на необстрелянные войска.

Так же, как и во Франции (где тоже немцы не имели численного перевеса, и где западные союзники теоретически готовились к их атаке) германская армия применила массированные танковые клинья, но уже не один, а несколько. Клинья, хорошо знающие свои задачи, четко управляемые по радио. Удары авиации подготовили им дорогу, дезорганизовали советский тыл, поразили склады горючего, сразу уничтожили на аэродромах сотни самолетов — причем первые бомбардировки и штурмовки были грамотно нацелены на места базирования новых советских машин. Благодаря этому сразу же было захвачено господство в воздухе. Дальше германская авиация могла действовать почти безнаказанно.

Прорывы, бомбардировки, нарушения связи привели к тому, что управление войсками было потеряно, начался хаос и неразбериха. Красноречивую картину того, как это выглядело, дают, например, мемуары Симонова. Никто ничего не знает, где свои, где чужие, где командование, где подчиненные. С воздуха давят немецкие самолеты, постоянные бомбежки и обстрелы. Дороги забиты, в одну сторону катятся беженцы, в другую маршируют колонны безоружных призывников, идут к уже несуществующим военкоматам, прямо в плен. Немецкие танки оказываются вдруг повсюду, то там, то здесь, возникая как бы из ничего… Сопротивление носило только очаговый характер. Советские соединения развернуться к сражению не успевали. Танковые колонны с выработанным моторесурсом вынуждены были совершать к местам прорыва длительные марши, и машины ломались по дороге. Или застревали без горючего, а батареи замолкали без снарядов, не зная, что по соседству находятся склады. Или снаряды все же доставлялись, но не того калибра…

В течение нескольких дней основная часть войск Западного и Северо-Западного фронтов очутилась в нескольких огромных «котлах». Разумеется, при существующем соотношении сил окружения были неплотными. По идее, вполне можно было организовать контрудары по прорвавшемуся врагу с тыла, наконец, просто сражаться в кольце, приковав к себе значительное количество неприятельских соединений — так позже сражалась группировка Лукина под Смоленском и Паулюса в Сталинграде. Но общий шок, дезорганизация и потеря управления парализовали такой вариант. Правда, многие русские дрались отчаянно. Германские генералы отмечали это уважительно. Гальдер писал, что если в Польше и Франции можно было позволить себе отступления от требований боевых уставов, то в России приходится воевать серьезно, расслабляться нельзя.