Валерий Шамбаров - Агенты Берии в руководстве гестапо

Тем не менее сопротивление немцы преодолевали. Если встречали упорную оборону, обходили ее и пробовали по соседству. Быстро находили участок менее стойкого соединения, прорывали, а те, кто удерживал свои позиции и отражал атаки, попадали в ловушку. Группировки в «котлах» рассыпались, сдавались в плен, а если и просачивались лесами сквозь шитое на живую нитку кольцо, бросали всю технику, тяжелое вооружение, склады… Когда Гальдер 3 июля записал, что война практически выиграна в течение двух недель, он в какой-то мере был близок к истине: армий, прикрывавших фронт в Белоруссии и Литве, больше не существовало.

Кстати, на южном фланге, на Украине и в Молдавии, где управление войсками было сохранено, дело обстояло иначе. Там советские армии отступили, но отступили организованно, нанеся противнику ряд контрударов. А на Западном направлении получилась такая каша, что Сталин принял жестокое, но единственно возможное решение: даже не пытаться спасать соединения, погибающие в этой мешанине, а резервы, выдвигаемые из глубины страны, использовать для создания нового фронта на рубежах Западной Двины и Днепра. И вот теперь-то, после разгрома приграничных группировок, немцы и впрямь добились численного и технического превосходства. Новый стратегический фронт, сколоченный в спешке к середине июля, уступал противостоящему врагу: по людям в 2 раза, по артиллерии — в 2,4 раза, по самолетам в 4 раза, хотя по танкам советская сторона все еще превосходила в 1,3 раза (А. М. Василевский. «Дело всей жизни». М., 1974).

Но ведь и германское командование, быстро разделавшись с главными силами Красной Армии, получило свободу маневра. Произвело перегруппировку, сформировало новые танковые клинья, и восстановленный фронт был точно так же взломан и погиб в окружениях. Что и привело к окончательной утрате технического превосходства. А эвакуация заводов не позволяла его восполнить. Были потеряны и обученные кадры прежней, довоенной армии. Их приходилось заменять ополченцами, новобранцами, зелеными досрочными выпускниками училищ. А это, в свою очередь, вело к лишним потерям, неумелым действиям, ошибкам…

Наложился еще один очень важный фактор, о котором советские источники по понятным причинам умалчивают, а западные авторы не уделяют ему достаточного внимания. В 1917 г. царская армия была разрушена идеями «пролетарского интернационализма». А в 1920-х и начале 1930-х гг. советская молодежь воспитывалась на этих же идеях и на оплевывании патриотических ценностей. Сталин начал менять направление пропаганды только где-то с 1935 г. То есть в войну вступило как раз поколение, отравленное «интернациональной» идеологией. Немцы — братья по классу. И до самого 22 июня советская пропаганда внушала, что они — друзья. Так чего же с ними воевать?

А с другой стороны, народ не забыл и «красный террор», раскулачивание, коллективизацию. На Украине и в Белоруссии люди помнили «культурную» немецкую оккупацию 1918-го. Поэтому во многих местах немцев встречали как избавителей! Колокольным звоном и хлебом-солью. Открывали заколоченные церкви, распускали колхозы, выбрасывали портреты вождей и доставали припрятанные иконы. Как вспоминал руководитель подполья в Ровно Т. Ф. Новак, даже евреи на Западной Украине в своей массе отказывались эвакуироваться. Их старики помнили о хорошем отношении к их народу прежних германских и австрийских властей и внушали соплеменникам, чтобы те не поддавались на призывы уходить. А информацию о расправах со стороны нацистов заведомо отвергали как лживую пропаганду. Дескать, этого просто не может быть, поскольку немцы высококультурные люди, представители великой западной цивилизации!..

Ну а советские солдаты не только массами сдавались, но нередко и переходили на сторону неприятеля. Сталинский приказ № 0019 от 16 июля 1941 г. констатировал: «На всех фронтах имеются многочисленные элементы, которые даже бегут навстречу противнику и при первом соприкосновении с ним бросают оружие». И именно по этой причине родился печально-известный приказ № 270 от 16 августа, объявлявший добровольную сдачу в плен предательством. Только в одной операции по окружению советских войск под Белостоком на сторону немцев перешло (не просто сдалось, а перешло) до 20 тысяч человек. Во Львове произошло восстание, взбунтовавшиеся горожане напали на тюрьму и выпустили политзаключенных. В 99-й дивизии, вышедшей на позиции, 80 человек отказалось стрелять по немцам — и сами были расстреляны. В полосе одного лишь Юго-Западного фронта за неполный месяц с 22 июня по 20 июля, согласно докладу Мехлиса, был задержан 75 771 дезертир.

В августе 41-го командир 436-го полка майор Иван Кононов перешел на сторону немцев и начал формировать из пленных «казачью» часть «Kosaken Abteilung 102». Студент Мартыновский под Лугой и лейтенант Рутченко под Порховом создали антисоветские партизанские отряды. В г. Локте Брянской области еще до прихода немцев население сбросило советскую власть и создало самоуправляемую «республику», которую возглавил инженер К. П. Воскобойников. Была сформирована даже собственная «Русская Освободительная Народная Армия» (РОНА) под командованием Б. Каминского. А в Белоруссии для поддержания порядка и защиты от коммунистических партизан стала создаваться «народная милиция». В немецком лагере военнопленных под Тильзитом 12 тысяч человек подписали заявление, что надо превратить Отечественную войну в гражданскую… За это же агитировал эмигрантский Народно-трудовой союз. Он с началом войны направил на Восток 200 своих активистов для работы на оккупированной территории. Задача была поставлена: «Борьба на два фронта, с завоевателями извне и с тиранией изнутри». Члены НТС внедрялись в органы местной администрации, оккупационные учреждения и вели свою агитацию — надо сказать, небезуспешно.

Это лишь несколько примеров, их было гораздо больше. Желания умирать за советскую власть не выказывали очень многие. И подобный разброд, несомненно, стал еще одной весомой причиной военной катастрофы. Сопоставим цифры: в 1941 г. в плен попало 3,9 млн. советских солдат и офицеров. В первой половине 1942 г. — 650–900 тыс. И за все остальные 3 года войны столько же, 650–900 тыс. Различие настроя войск очевидно. А сотни тысяч окруженцев, не желая идти в плен, но и не намереваясь больше воевать, просто разбегались, оседая в «примаках» у белорусских и украинских вдов и солдаток. Никакого серьезного партизанского движения до весны 1942 г. не возникло. Даже там, где при отступлении оставлялись «зародыши» отрядов из местных коммунистов, они вынуждены были больше прятаться, чем действовать, скрываясь от немцев и от своих антисоветски настроенных сограждан.

Сталин глубину катастрофы понимал. Доходило до того, что он готов был пойти на заключение мира с Гитлером. В июле-августе по поручению Берии и Молотова генерал П. Судоплатов попытался вести об этом переговоры через болгарского посла в Москве И. Стаменова, которому передали, что, по мнению советской стороны, еще не поздно урегулировать конфликт мирным путем. Но Стаменов по какой-то причине не стал сообщать немцам о сделанных ему предложениях. Позже попытку повторили, передав немцам через нейтралов условия мира. Как вспоминал переводчик Сталина Бережков, мира «типа Брестского» — с передачей Западной Украины, Западной Белоруссии, Бессарабии, предоставлением свободного транзита германских войск через советскую территорию на Ближний Восток, к Персидскому заливу. Но Гитлер находился в эйфории от побед, и подобные условия его не удовлетворяли.