Юрий Модин - Судьбы разведчиков. Мои кембриджские друзья

Став нашим агентом, Бёрджесс имел в виду создать такую организацию, работающую на НКВД, в которой работали бы только его близкие друзья и с которыми только он один был бы связан. Но Дойч не согласился с его соображениями. Ему было удобнее и, как он считал, безопаснее самому контактировать с каждым агентом. Такое положение совершенно не устраивало Бёрджесса. Он до конца продолжал считать себя связанным с одной тесной командой друзей.

В конце 1934 года Бёрджесс забросил свою вторую дипломную работу и покинул Кембридж, чтобы начать трудовую жизнь. Он с презрением отказался от предложений Тринити-колледжа остаться у них для работы с окончившими курс студентами. Дело в том, что тогда он уже получил от НКВД задание подыскать себе такую работу, на которой он мог бы наносить ущерб фашизму, проникая в пронацистские круги, которых в Англии было немало. И Гай отправился в Лондон.

После поездки в СССР Энтони Блант поддерживал постоянный контакт с Арнольдом Дойчем. Их познакомил Бёрджесс. И хотя Блант не задавал никаких вопросов, он, конечно, уже подозревал, что ему предстоит работать в советской разведке под прикрытием Коминтерна. Как для него, так и для других его товарищей борьба с фашизмом была главной задачей. Ему не надо было разыгрывать комедию, заявляя, будто бы он порвал с коммунистической партией: он просто продолжал высказывать свое полное безразличие к политике.

За два года до ухода из Кембриджа Блант (уже известный в то время в НКВД под кличкой «Тони») завербовал или пытался завербовать по поручению Бёрджесса нескольких марксистски настроенных студентов. И в дальнейшем в его задачу входила вербовка лиц, которые могли бы быть полезны Коминтерну. Кое-кто из молодых студентов сочувственно относился к таким предложениям: они хотели принять участие в борьбе против набирающего силу фашизма. О секретной работе и речи не шло. Ставилась вполне невинная и благородная задача противостояния Гитлеру, Муссолини и их сторонникам в Европе.

Будучи своего рода старостой в университете, Энтони Блант постоянно контактировал с десятками студентов. Задание по вербовке агентов очень ему подходило, и Энтони частенько добивался успеха. Через некоторое время он познакомил Бёрджесса со студентом по фамилии Кэрнкросс, которому преподавал французскую литературу. Блант и Кэрнкросс были совершенно разными людьми. Энтони охарактеризовал Кэрнкросса как человека малоприятного в личном плане и не имеющего никаких выдающихся способностей, хотя его французский был безупречен. Сдержанная характеристика, данная Блантом, не помешала Арнольду Дойчу завербовать Кэрнкросса. Но это уже другая история, о которой я расскажу позже.

Вторым кандидатом Бланта был Лео Лонг, молодой коммунист, поступивший в Кембридж для изучения французского языка в октябре 1935 года. Лонга, отцом которого был плотник, проживающий в северной части Лондона и на долгие годы оказавшийся безработным, возмущала социальная несправедливость. Он сразу же стал активным членом коммунистической ячейки Тринити-колледжа, стараясь привлекать в нее других студентов. Бланту не составило никакого труда сагитировать Лонга и привлечь его к работе на Коминтерн, тем более что тот занимался у него французским языком.

Гораздо меньший успех имели попытки Бланта завербовать Майкла Стрейта, молодого американца, приехавшего в Кембридж изучать экономику. Стрейт, сын миллионера, не скрывал своих левых симпатий, которых впрочем придерживались очень многие в то время.

В феврале 1937 года Блант и Бёрджесс, уже хорошо знавшие на кого они работают, решили привлечь на свою сторону Стрейта, заранее не поставив Центр в известность о своем намерении. Сначала они добились от него согласия служить делу идеологической борьбы против фашизма, что было нетрудно. Вопрос о работе на СССР, конечно же, сначала не поднимался: они только слегка подталкивали молодого американца в этом направлении. В конце концов Стрейт заявил, что Советский Союз борется за правое дело и давно пора выйти на поле брани с фашизмом. Он даже согласился работать на СССР, как на единственную страну, способную справиться с нацистской угрозой.

Для начала Майкл Стрейт решил получить британское подданство и стать членом парламента. Но Блант уговорил его пойти иным путем и вернуться в Соединенные Штаты. Идея Бланта заключалась в том, чтобы Стрейт стал банкиром и проник на Уолл Стрит уже в качестве советского агента. Этот проект казался вполне осуществимым, поскольку отец Стрейта был одним из главных держателей акций в Моргановском банке.

Но тут Стрейт заупрямился. Блант старался найти компромиссное решение: ладно, оставим банк в покое, будем просто помогать Коминтерну. Он польстил американцу, сказав, что к его вербовке благосклонно относятся в кремлевских верхах. Стрейт колебался. Как мне кажется, на деле он никогда и не собирался работать на Советский Союз.

Перед отъездом Майкла Стрейта из Англии Энтони Блант разорвал пригласительный билет и передал ему одну половинку, сказав, что когда-нибудь к нему может подойти человек со второй половиной билета, и этому посланцу следует доверять.

Вернувшись в Соединенные Штаты, Майкл Стрейт поступил на работу в госдепартамент, где собирал документы о состоянии финансовых дел национал-социалистической партии Германии. Вскоре с ним установил контакт «нелегал» НКВД Майкл Грин. Они встречались несколько раз, но Стрейт отнесся к Грину с подозрением, так как тот так и не предъявил ему второй половинки пригласительного билета. Грин получил от него лишь немного маловажной информации. Впрочем это не огорчило Бланта и Бёрджесса, поскольку они рассматривали Стрейта как долгосрочный «вклад».

В ноябре 1939 года началась русско-финская война, полностью парализовавшая пропагандистскую работу Бланта и Бёрджесса.

Нападение Советского Союза на Финляндию вызвало возмущение в странах Запада. Видя, что эта маленькая страна упрямо не соглашается на мирное предложение отодвинуть свою границу в интересах Советского Союза, Сталин приказал войскам без предупреждения вторгнуться в пределы Финляндии. Майкл Стрейт расценил это событие как предательство со стороны Советов. Он был полностью на стороне финнов и решил свести до минимума свои контакты с русскими.

В то время Стрейт продолжал работать в госдепартаменте США, где готовил проекты выступлений президента Рузвельта и других членов Конгресса. Стрейт и Грин время от времени встречались, но в 1942 году Майкл решил полностью порвать эту связь и сообщил о своем решении связному, дав честное слово, что никому не расскажет о той небольшой работе, которую выполнял для русских. Грин не стал его переубеждать.