В. Воронов - Служба

Только вот по силам ли было даже всем вместе взятым спецслужбам нацистской Германии и ее союзников навербовать аж «сотни тысяч агентов и диверсантов»?! Они, быть может, и хотели бы… Все это из области запредельной фантастики. И нетрудно догадаться, что хотя разоблаченных агентов было и немало, но львиную часть тех сотен тысяч арестованных представляли обычные советские солдаты и офицеры, местные жители. Хотя, если в разряд «агентов и диверсантов» смело занести прибалтийских «лесных братьев», активистов польской Армии Крайовой, оуновцев, членов их семей — как раз и набежит несколько сотен тысяч!

Интересная вещь: существуют сотни, тысячи мемуаров о Великой Отечественной войне, от маршальских до солдатских, и нигде, подчеркну это особо, нигде вы не найдете теплого слова в адрес военных чекистов! В лучшем случае мемуарист просто обмолвится — был, мол, имярек такой. В худшем (особенно в солдатских воспоминаниях) в адрес особистов говорится такое — никакая бумага не стерпит. Даже описание внешности у разных авторов порой типовое: «В кожаном пальто, в фуражке явно не фронтового образца, самоуверенный и надменный… За ним ведь страшная, беспощадная тайна!» — это из книги бывшего помощника Горбачева Анатолия Черняева. Вот и полковник Ломов сетует на то, что особист «обычно изображен как трусливо прячущийся в тылу сытый и щегольски одетый тип, жестоко карающий невинных героев с передовой». Да что там, помнится в знаменитой поэме Твардовского про Василия Теркина особистам тоже выдается на орехи. Если уж даже советская цензура это пропускала, можно представить, какова была та братия наяву и во плоти. Несомненно, у фронтовиков были основания для столь жесткой оценки. И уж солдатской любовью и признательностью чекисты явно никогда и нигде не пользовались!

Особисты — это конкретные люди, но получить какие-то сведения официальные о формировании кадрового состава военной контрразведки невозможно. Прибегнем к полуофициальным, хотя бы к «Несанкционированным мыслям военного контрразведчика» М. Ломова: «Отбор идет из всех видов ВС, лиц с высшим образованием, чаще военно-инженерного профиля… Вчерашний толковый (за редким исключением) командир роты, талантливый инженер, подводник или летчик». Относительно предпочтительности технического образования — действительно, в памяти всплывают имена нескольких знакомых школьных лет, выбравших военную карьеру и спустя несколько лет оказавшихся в органах: все технари! Только вот насчет толковых ротных, не говоря уж про талантливых инженеров, подводников и, тем паче, летчиков — это крутовато загнуто. Таковых среди особистов не значится! Да и не может значиться: отбор ведется среди курсантов военных училищ и, как правило, предложение перейти в другое ведомство они получают на старших курсах — кто на третьем, кто на четвертом. Посему подавляющая часть армейских чекистов просто не успевает послужить в войсках и на флоте ни дня. Так что бывших ротных среди особистов попросту практически нет, не удивлюсь, узнав, что нет даже экс-взводных. Вот и друзья-военные подтверждают, что талантливый инженер — если он действительно талантлив — ни за что не променяет свою настоящую работу на псевдошпионские игры. Как и настоящий подводник, пилот. Кстати говоря, в авиации особистов отчего-то не любят сильнее, чем в других родах войск (о флоте не скажу, не знаю) — именно за некомпетентность подавляющей части особистов-авиаторов. Приятели-летчики регулярно проходятся на сей счет.

Впрочем, какое это имеет значение? А такое, подумайте сами: парень, не имеющий практических командных навыков — ни дня ни командовавший ни взводом, ни ротой, видевший работу штабов лишь в кино, с ничтожным жизненным опытом, не прошедший огонь и воду кастовой офицерской спайки — шагает в военную контрразведку прямо с курсантской скамьи. Годичные или полугодичные курсы спецподготовки погоды не делают — авторитетом в офицерской армейской среде эти люди уже не будут пользоваться никогда. Не будут и знать армию по-настоящему. Зато в их руках необъятная власть: один-единственный рапорт особого отдела — и любая офицерская карьера загашена на корню. Служаки-строевики это прекрасно понимают. Но больше всего их дико раздражает, что пока один лейтеха пашет со своим взводом по полной программе, другой, его вчерашний сокурсник и нынешний опер с теми же двумя звездочками на погонах, важно ходит с бумажками и свысока поглядывает аж на комбата! Одному еще лет 8–10 вкалывать на необъятных просторах и в горячих точках, чтобы дослужиться до комбата, но к тому времени его сокурсник-особист, уже будет уверенно покрикивать на целую кучу армейцев-полковников. Не говоря уж о том, что свои жилищные проблемы в гарнизонных городках товарищи из военной контрразведки всегда решают быстрее и надежнее, чем их подопечные. Хотя бы уже поэтому в армейской среде особистов, мягко говоря, недолюбливают. Пока еще не встретил ни одного военного, всерьез считающего, что особые отделы занимаются контрразведкой — ловят шпионов. В глазах любого нормального офицера у особиста лишь одна функция: стучать, стучать и еще раз стучать… Слишком упрощенно? Но разве само по себе не характерно, что за рамки этого образа военные чекисты не могут выйти уже восьмое десятилетие?! Меняются эпохи, правительства, государственный строй, названия службы — но не ее основная функция?!

Как она исполнялась, достаточно хорошо рассказал журнал «Новое время» (1992. № 12) в материале «Шпион, который не умел шпионить»: о рядовом Михаиле Федотове, умело превращенного в «изменника Родине» усилиями особистов в 1984 году. Есть и пример матроса Тихоокеанского флота, который в январе 1983-го вдруг узнал, что он, оказывается, готовил покушение на тогдашнего первого секретаря Приморского крайкома КПСС Ломакина! Весьма примечательно, что во всех случаях особисты пользовались приемом, столь любимым их коллегами в штатском: обвиняемых помещали в «психушки», где в лошадиных дозах вкалывали им аминазин и сульфазин!

О подобных материалах вспоминает лишь один-единственный военный контрразведчик, уже вышеупомянутый полковник Ломов: подвыпивший летчик-истребитель изобразил в своей компании, как он строчит из автомата, показав пальцем в потолок (ясное дело, террорист!); другой пилот обмолвился — «граница рядом, раз и там»…

По сей день неясно, сколько таких вот бедолаг было записано в шпионы, диверсанты и вредители в 1960–1980-е гг. Однажды проскользнула такая цифра: лишь в первой половине 1980-х в войсках было применено более полутысячи так называемых «официальных предостережений» только лишь по идеологическим мотивам. Известно, что в одном лишь 1982-м по линии особых отделов заведено более 600 дел на военнослужащих — как раз за ту самую идеологическую нестойкость. В 1985-м таких дел уже свыше 1000! Каждое такое «предостережение» или дело — чья-то поломанная судьба…