Алексей Шишов - Казачество в 1812 году

Полководец М. И. Голенищев-Кутузов тщательно хранил свой план дальнейшего ведения войны в тайне. Даже ближайшему окружению, не говоря уже о неприятеле, о его замыслах приходилось только догадываться. Увлекаемые искусно действовавшими по приказу полководца казачьими разъездами и отдельными полками, французы достигли города Покрова на Владимирской дороге и города Бронницы по Рязанской дороге и только там сообразили, что русская армия ими упущена и соприкосновение с ней опасно утрачено. И что они попались на военную хитрость русских.

Михаил Илларионович не забыл отметить роль легкой (иррегулярной, казачьей) конницы в донесении императору Александру I о сути совершаемого армией флангового марш-маневра. Он докладывал государю:

«Армия, делая фланговое движение… по переправе через Москву-реку для скрытности сего направления вводила неприятеля во всяком марше в недоумение, направляясь сама к известному пункту; маскировалась между тем фальшивыми движениями легких войск… неприятель потерял из виду нашу армию, оставаясь в недоумении, посылает сильные отряды на разные пункты для открытия нас».

…Когда стороны ожидали действий друг друга большими силами, казаки вели «малую» войну с вражескими конными пикетами, тоже исполнявшими задачи боевого охранения. Их неутомимость в таких действиях, напористость и дерзость заставляли французскую кавалерию, как говорится, «держать ухо востро» и днем, и ночью. Дело порой доходило до рукопашных схваток, не ограничиваясь только перестрелкой конников и угрозой обходов.

В серьезном бою у деревни Чириково один полк донских казаков совместно с Литовским уланским и Елисаветградским гусарским полком участвовал в атаке вставшей на позиции неприятельской батареи. Дело дошло до столкновения с французской кавалерией, а батарейцам, поспешая, пришлось «свезти» с позиции свои пушки.

О том, как казачьи полки умело прикрывали фланговый маневр Главной русской армии, вышедшей из Москвы и приведенной генерал-фельдмаршалом М. И. Голенищевым-Кутузовым в Тарутинский лагерь, написано действительно много. В том числе и французскими историками и мемуаристами. Оставил такую запись в своем походном «Дневнике» и офицер-адъютант де Кастеллан. Он пишет, что один из ближайших помощников маршала Мюрата – генерал Тибурций Себастиани «со времени взятия Москвы находится в дружеских отношениях с казаками». Что Себастиани перед каждым продвижением авангарда Великой армии предупреждает о том казачьих начальников, и они договариваются между собой о том, кто и где будет под вечер занимать новые позиции.

При этом противники договариваются, что конные дозоры должны отстоять друг от друга не ближе пистолетного выстрела, а походные станы – не ближе выстрела ружейного. Кастеллан записал в «Дневнике» и такое: генерал Себастиани посылает вино казачьему генералу, благодаря чему было достигнуто соглашение не драться без предупреждения, то есть не делать внезапных нападений на противную сторону. Мемуарист заключает вышесказанное: «Казаки продолжали жить в согласии с нашими кавалеристами; наши гусары делятся с ними вином».

Погоня авангарда Великой армии за вышедшей из Москвы русской, многодневный поиск ее следов – одна из самых поразительнызх страниц в истории Отечественной войны 1812 года. Это был урок по военной хитрости и искусству маневрирования, который полководец М. И. Голенищев-Кутузов преподал полководцу Наполеону. И главным инструментом исполнения урока стали казачьи полки.

«Бесследно пропавшая» после выхода из Москвы кутузовская армия и действия при этом казаков оставила свой «след» в мемуарах наполеоновских военачальников. Они были очевидцами этих событий, но каждый из них на свой лад описывал поиски русской армии, прежде всего маршалом империи Иоахимом Мюратом. Не остался в стороне и мемуарист Арман де Коленкур, который весь Русский поход 1812 года вел во всех подробностях дневниковые записи:

«…Постоянные донесения неаполитанского короля об упадке духа в русской армии и его обещания, которые он надеялся осуществить, быстро внесли изменения в намерения императора. Король по-прежнему считал, что русская армия бежит по Казанской дороге, что солдаты дезертируют, казаки готовы ее покинуть, а многие из них склонны даже присоединиться к победителю.

Казачьи начальники продолжали все время расточать комплименты неаполитанскому королю, который в свою очередь не переставал выказывать им свою щедрость. Авангарду не было надобности сражаться; казачьи офицеры являлись к королю за указаниями, чтобы осведомиться, до какого пункта он намерен продолжать переход и где он хочет расположиться со своим штабом. Дело доходило до того, что они охраняли назначенный им пункт до прибытия его отрядов, чтобы там ничего не случилось. Они настоящим образом кокетничали, чтобы понравиться королю, которому были весьма приятны эти знаки почтения.

Император из-за этого с меньшим доверием относился к его донесениям. Эти любезности казались ему подозрительными. Он видел, что короля оставляют в дураках, он советовал ему не доверять так называемому движению Кутузова на Казань. Император не мог найти объяснения этому движению, а в утонченных вежливостях по адресу короля и в преувеличенном подчеркивании так называемого упадка духа и недовольства казаков он видел признаки какого-то надувательства.

Хотя все эти сообщения разжигали его собственный пыл, он все же заключил из них, что от короля хотели скрыть какой-то маневр или завлечь его в какую-то ловушку…

…Он (Мюрат) все время вел переговоры с казачьими начальниками. Он подарил им свои часы, свои драгоценности и охотно отдал бы им свою рубашку, если бы не открыл, что, пока эти милые казаки ублажали его и удерживали на Казанской дороге, русская армия под прикрытием их маневров уже пять дней тому назад перешла на Калужскую дорогу, совершив этот переход ночью при свете огней московского пожара…

Император рассказывал и раньше с различными подробностями, как казаки держали себя по отношению к неаполитанскому королю. Теперь он прибавил новые подробности, говоря при этом, что «посоветовал бы своим послам быть столь же проницательными и ловкими, как эти дикие казачьи офицеры».

Как только король хотел двигаться вперед, к нему, по словам императора, являлся казачий полковник и уговаривал его не завязывать бесполезного сражения. «Мы вам больше не враги, – говорил он, – мы хотим мира, мы ждем лишь ответа из Петербурга»…

А если мы атаковали, то русские отступали без сопротивления. В последние два дня условились даже, что казаки не будут разрушать тех деревень, которые король должен занять, и не будут ничего увозить с собой оттуда… А тем временем другие казаки, менее вежливые или не осведомленные об уговоре, захватывали лошадей, обозы и все продовольствие, которое король и его штаб выписывали из Москвы. Это сердило короля. Ему обещали удовлетворение.