Петр Стефанович - Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X–XI веках

В источниках домонгольской эпохи можно найти разные указания на то, что князья сосредотачивали в своих руках большое количество оружия и коней. Ближайший по времени пример – это упоминание в летописном рассказе о мятеже киевлян против Изяслава Ярославича в 1068 г., что горожане стали требовать от князя «оружье и кони», которыми князь располагал, очевидно, в количестве достаточном, чтобы вооружить многих людей. Киевляне собирались сражаться с половцами, напавшими на Русь [637]. Показательно, что князь, несмотря на то, что от половцев исходила объективная угроза для всех, в том числе и для него самого, отказался предоставить киевлянам требуемое – очевидно, он им не доверял и считал, что его оружие и кони предназначены совсем не для них.

Историки часто обращали внимание на данные о княжеских арсеналах и табунах, но практически никогда не задавались вопросом, для кого собственно предназначались содержимое этих арсеналов и лошади из этих табунов. Следуя той логике, с помощью которой был истолкован рассказ о наказании разбойников Владимиром, надо думать, что эти данные тоже подразумевают наличие в том или ином случае у соответствующего князя его собственных слуг, которым в случае необходимости предоставлялись его собственные оружие и кони. Такого рода данные имеются вплоть до монгольского нашествия, и это обстоятельство заставляет поставить вопрос о том, сохранялась ли «большая дружина» на протяжении всего домонгольского периода.

Тот момент, когда источники позволяют нам зафиксировать точную численность корпуса военных слуг киевского князя (800 человек в 1093 г.), приходился уже на время упадка этого института на Руси. На мой взгляд, об этом свидетельствует то, что летописец устами бояр высказывается скептически о военной силе Святополковых отроков и перекличка этих скептических высказываний с критикой общественных нравов в «Предисловии» к НС, которая уже цитировалась в предыдущей главе, когда анализировалось значение слова дружина (см. с. 191). Выше был оставлен открытым вопрос о том, против кого именно были направлены обличения автора «Предисловия». Теперь можно попытаться ответить на этот вопрос, разобрав подробнее текст «Предисловия» в сопоставлении со статьёй 6601 (1093) г. При этом, разумеется, надо исходить из вывода, к которому привели исследования А. А. Шахматова и А. А. Гиппиуса, что автором статьи ПВЛ 6601 г. и «Предисловия» был один человек – составитель НС [638].

Как уже отмечалось, в настоящее время мы располагаем предпринятой Гиппиусом реконструкцией первоначального текста «Предисловия», которая опирается на все сохранившиеся списки этого произведения. Интересующий меня отрывок цитируется далее по Толстовскому списку Н1Лм, опубликованному в издании А. Н. Насонова, но в местах, где текст явно неисправен, используются варианты, обоснованные в работе Гиппиуса [639].

Автор «Предисловия» обращается с поучением к своим современникам и ставит им в пример «древних князей и мужей их»: «Васъ молю, стадо Христово, с любовию приклоните уши ваши разумно: како быша древни князи и мужие ихъ и како отбараху Руския землѣ и ины страны [приимаху] под ся. Тѣи бо князи не збираху многа имѣния, ни творимыхъ виръ, ни продаж въскладаху [на] люди, но [оже] будяше правая вира, а ту возмя, дааше дружинѣ на оружье. А дружина его кормяхуся, воююще ины страны, [бьющеся]: братие, потягнемъ по своемъ князѣ и по Рускои землѣ, [не жадяху]: мало ми [е], княже, двусотъ гривенъ, [не кладяху] на своя жены златыхъ обручеи, но хожаху жены ихъ в сребряныхъ, и росплодили были землю Руськую. За наше несытоство навелъ богъ на ны поганыя, а и скоты наши и села наша и имѣния за тѣми суть, а мы своихъ злыхъ дѣлъ не останемъ….»

В противопоставлении «дружины» «древних князей» и современного автору общества летописец отсылает, очевидно, к одному конкретному случаю недовольства княжеского человека платой, данной ему князем. «Конечно, – писал Шахматов, – это намёк на какой-нибудь общеизвестный современникам факт» [640]. Не таким конкретным, но всё же довольно ясным намёком выглядит и упоминание о золотых «обручах» (то есть шейных гривнах, монистах, ожерельях), которые некие современники летописца давали своим жёнам, – позволить себе такие роскошные подарки могли, очевидно, лишь люди очень богатые и знатные, то есть бояре.

На первый взгляд это место, как и сообщение о наложницах Владимира, вызывает недоумение. С одной стороны, непонятно, почему кто-то мог остаться недовольным такой внушительной суммой, предложенной князем (200 гривен). С другой стороны, поскольку сумма столь велика и, к тому же, тут же упоминаются золотые «обручи», напрашивается вывод, что имелся в виду какой-то боярин. Но тогда выглядит странным, что этот боярин получает от князя какую-то плату – обычно бояре вознаграждались кормлениями или долями от шедших на имя князя даней, пошлин и других «государственных» доходов (или, может быть, ещё имуществом), но не прямыми денежными выплатами.

Для понимания этого места важно понять его контекст и связь с другими летописными текстами. Прежде всего, очевидно, что описание «нежадных» и «патриотичных» «древних князей и мужей», а с другой стороны, картина современных «повреждённых нравов», которые даёт автор «Предисловия», имеют довольно общий и не самый точный характер. Сведения, которые касаются древности, все почерпнуты из самой летописи, а именно той её части, которая повествует о X в. [641]На эти сведения указал Шахматов: о «правой вире» говорится «под влиянием» рассказа о Владимире Святославиче под 6504 (996) г. о попытке отменить виры за разбой (ср. выше); призывы «древних мужей» «потягнуть» по князе и Русской земле находят соответствие в речи Свенельда и Асмуда перед битвой с древлянами и речью Святослава перед битвой с греками в летописных статьях 6454 и 6479 гг.; выражение «росплодили были» соответствуют словам древлян, обращенных к Ольге «а наши князи добри суть, расплодили землю нашю» в статье 6453 г. [642]. При этом автор брал примеры более или менее наугад, не очень заботясь о точных соответствиях. Например, то, что говорилось о древлянских князьях, оказалось отнесено к князьям Русской земли. В летописи «мужи» готовы были «потягнуть» по своём князе, но призывы защитить Русскую землю в их уста не вкладывались. Рассказ о сборе вир Владимиром тоже привлечён не совсем корректно – там ведь не шла речь о том, «правые» или не «правые» были собираемые виры, и главная проблема рассказа была в том, есть ли в «казни» грех и надо ли вообще прибегать к вирам, а автор поучения делал упор на том, как (справедливо или нет) собирались штрафы в его время.

Имея в виду своих современников, автор обращается вообще к «стаду Христову», пишет вообще о «наших» скотине, сёлах и имуществах. Хотя применительно к «древним» временам летописец употребляет слова «князи» и «дружина», современников, которых он осуждает, он не обозначает ни этими, ни другими словами или терминами. Правда, фраза о князьях всё-таки вполне однозначна– именно они осуждаются за скопидомство и несправедливо наложенные штрафы. Однако, те два конкретных примера «несытства» людей некняжеского достоинства, которые указывает летописец (недовольство выплатой в 200 гривен и роскошные подарки жёнам), совсем необязательно должны относиться к одной определённой группе людей– социальной, профессиональной или какой-либо другой. Очевидно, автор «Предисловия» критиковал вообще относительно выдающихся и богатых людей Руси своего времени за жадность и своекорыстные устремления, несколько выделяя лишь князей (что вполне понятно, поскольку на них лежит главная ответственность за «правду»).