Николай Лузан - Между молотом и наковальней

В дом они возвратились перед самым рассветом и оставшиеся до подъема президента часы провели как на иголках. Он, как обычно, в половине седьмого появился во дворе бодрый и энергичный, на щеках после крепкого сна играл яркий румянец. Не обратив внимания на вялый ответ, ополоснулся холодной водой и, когда Ибрагим подал полотенце, заметил его убитый вид, насторожился и спросил:

— Ибо, что с тобой?

— Все нормально, Владислав Григорьевич, — уныло ответил он.

Президент перевел взгляд на Джона, тот выглядел не лучше, и в его голосе зазвучала неподдельная тревога:

— Какое нормально? Вы на себя в зеркало смотрели? Как с креста сняли!

— Владислав Григорьевич, я… — слова застряли в горле у Джона.

— Это не он! Это я виноват! — набравшись духа, ответил Ибрагим.

— Виноват? В чем?.. Ничего не пойму! В конце концов, что произошло?! — потерял терпение президент.

— Мы… Я… потерял… — мялся Джон.

— Потерял?.. Что?!

— Мы проверили все! Даже… — Ибрагим ужаснулся от одной мысли, что все то время, когда они с Джоном носились по поселку, президент и его семья оставались без охраны.

— Владислав Григорьевич, это настоящий черт… — бормотал Джон.

— Какой еще черт?! Чего мямлите?! Говорите толком! — вскипел он.

— Потерялся Тарзан! — выдавил из себя Ибрагим.

— Тарзан?! — брови Владислава Григорьевича взлетели вверх и он в сердцах бросил: — Тоже мне защитнички! Сегодня пса проморгали, а завтра меня с Абхазией!

— Владислав Григорьевич, я… мы… — больше у Ибрагима не нашлось слов.

— Обшарили всю округу, — оправдывался Джон.

— Не там шарили! Тоже мне шерлоки холмсы! — с убийственной иронией произнес Владислав Григорьевич и, отшвырнув полотенце в сторону, забрался в уазик и повернул ключ зажигания.

Двигатель сипло всхлипнул. Посрамленные Ибрагим с Джоном переминались с ноги на ногу и не знали, что делать.

— Чего ждете? Я сказал — в машину! — рыкнул на них президент.

— Вам не положено, Владислав Григорьевич! Разрешите мне за руль? — попытался возразить Ибрагим.

— Что-о?! Я кому сказал!

Второй раз ему повторять не пришлось. Телохранители как ошпаренные метнулись к машине, а дальше началось что-то невообразимое. Надежный армейский УАЗ за все время войны не испытал того, что в тот злополучный день ему досталось на горной дороге. В неопытных руках Владислава Григорьевича он вел себя как необъезженный мустанг. Ибрагима и Джона катало по заднему сиденью, будто бильярдные шары. Они уже перестали считать шишки и молились только об одном — чтобы машина не сорвалась в ущелье. Она каким-то чудом держалась на дороге и, смахнув с края обрыва груду щебенки, в очередной раз благополучно ушла с крутого виража.

Президент никуда не сворачивал и вел машину в сторону гор. Справа за кустарником проглянули развалины овчарни. Ибрагим вспомнил, что во время ночных поисков Тарзана они сюда не заезжали, и предложил:

— Владислав Григорьевич, посмотрим там?

— Там место для шакала. Кавказца надо искать в горах! Там он хозяин! — отрезал тот и надавил на педаль газа.

Машина взревела всей мощью двигателя, отчаянно заскребла колесами по каменистой, поросшей травой еле заметной дороге и с трудом взяла крутой подъем. Впереди в полукилометре показалась крыша сторожки пастухов. Ибрагим догадался, куда направлялся Владислав Григорьевич, и в очередной раз поразился его житейской сметке. До нее оставалось не больше сотни метров, когда из кустов выскочил Тарзан и как ни в чем не бывало радостно завилял хвостом.

Счастливый вид пса вызвал у Ибрагима с Джоном такой прилив ненависти, что, не будь рядом хозяина, они бы разорвали его в клочья, но и без них ему перепало. Владислав Григорьевич грозно сверкнул глазами, выскочил из машины, схватил первую попавшуюся под руку палку и огрел загулявшего пса. Тот завертелся волчком и жалобно заскулил.

— Перестань! Пошел в машину! — прикрикнул он и снова взмахнул палкой.

На этот раз Ибрагим с Джоном приготовились получить свою порцию и не сводили глаз с вздувшейся узлами вен руки президента. Палка, просвистев в воздухе, улетела в кусты, а он, все еще кипя от гнева, рыкнул:

— Чего стоите? Пошли в машину!

Напуганные не меньше пса, Ибрагим и Джон первыми втиснулись в уазик. Тарзан, поджав хвост, запрыгнул на переднее сиденье и виновато уронил морду между лап. Президент прошелся по нему испепеляющим взглядом, сел за руль и отпустил тормоза. Машина скатилась с пригорка и, набирая скорость, заплясала на ухабах. До дома никто не проронил ни слова. Там Тарзан, не дожидаясь команды, сполз с сиденья и обреченно поплелся к конуре. Гул УАЗа и суета во дворе подняли на ноги жену. Она вышла на террасу. Мрачные лица мужа и телохранителей ничего хорошего не сулили, и в ее голосе зазвучала тревога:

— Слава, что случилось?!

— Ничего, — отрезал он.

Она с недоумением смотрела то на мужа, то на понурых Ибрагима с Джоном, ничего не могла понять и снова затеребила вопросами:

— Нет, вы что-то скрываете?! Слава, в конце концов, ты можешь ответить?

— Я все сказал! — буркнул он.

— Ребята, может, вы скажете, в чем дело?

Ибрагим с Джоном прятали глаза, боялись открыть рот и косились на Владислава Григорьевича. Тот мрачнее тучи поднялся на террасу и вошел в дом. Жена растерянно пожала плечами и поспешила за ним. Из глубины комнат донеслись их громкие голоса. Появление еще одного свидетеля их позора вогнало Ибрагима и Джона в смертную тоску.

Они, как неприкаянные, шатались по двору, бросали испепеляющие взгляды на забившегося в конуру и боящегося показать нос Тарзана.

В эти минуты на душе Ибрагима было так муторно, как никогда за все годы службы в охране. От унижения и стыда он готов был провалиться сквозь землю. Рука затеребила карманы камуфляжки и опустилась на кобуру.

— Пистолет ищешь? — мрачно обронил Джон.

— Ручку!

— Ручку?.. Зачем?

— Затем! Рапорт писать, — в сердцах бросил Ибрагим.

— На Тарзана?

— Дурак! Увольняюсь!

— Увольняешься?! Ты что?! Из-за какого-то паршивого пса?! — опешил Джон.

— При чем здесь пес! Как в глаза Владиславу Григорьевичу смотреть?

— Ибо, брось! Как-нибудь обойдется, он отходчивый.

— Отходчивый?! Разве в этом дело?! Идиоты мы безмозглые! Всю ночь за псом гонялись, а его одного оставили! А если бы… — казнился Ибрагим.

— Типун тебе на язык! — замахал руками Джон.

— Типун не типун. Какая разница? Хреновые мы телохранители.

— Нет, ты кончай ерунду пороть! Ну залетели! С кем не бывает? Если хочешь знать…

Договорить Джон не успел — на террасе появился Владислав Григорьевич. Он тоже чувствовал себя не в своей тарелке и, пряча глаза, глухо произнес:

— Чего такие невеселые?