Петра Куве - Дело Живаго. Кремль, ЦРУ и битва за запрещенную книгу

Частично эта необыкновенная история вышла на свет, по кусочкам, в откровениях бывших сотрудников организаций, спонсировавшихся ЦРУ, и в работах таких ученых, как Альфред А. Рейш, который свел воедино историю программ в Восточной Европе с записей в университетах и бесед с частными лицами. «Миллионы людей, — пишет он в заключение, — так или иначе стали участниками книжной программы, даже не зная о ее существовании». Для многих «книжная программа» означала захватанную книжку, тайно переданную надежным другом и, в свою очередь, переданную кому-то другому.

Почти со всех официальных документов, посвященных книжной программе, в том числе с документов «Бедфорд паблишинг компани», чья деятельность была целиком рассчитана на Советский Союз, до сих пор не снят гриф секретности. Есть основания опасаться, что части богатого наследия ЦРУ — и общества — больше не существует. По словам бывшего сотрудника, в ЦРУ хранилось много карманных и миниатюрных изданий, но многие книги уничтожили, чтобы освободить место для других материалов.

Битва за «Доктора Живаго» стала одной из первых попыток ЦРУ использовать книги как рычаги давления в политической войне. Эти слова кажутся неприятными и циничными, и критики ЦРУ видят в скрытности ведомства присущие ему безнравственность и продажность. Но ЦРУ и его контрагенты были уверены в благородстве своих начинаний и в том, что перед лицом авторитарной власти, запустившей в действие собственную пропагандистскую машину, скрытность неизбежна. Много лет спустя, в эпоху терроризма, беспилотников и заказных убийств вера ЦРУ — и Советского Союза — в то, что литература способна преобразовать общество, кажется старомодной и наивной.

Травля Пастернака очень повредила положению Советского Союза на мировой арене. «Мы причинили много вреда [946] Nikita Khrushchev, Khrushchev Remembers: The Glasnost Tapes, 196. Советскому Союзу», — писал Хрущев, признавший: ему «очень жаль, что [он] так вел себя по отношению к Пастернаку». В то время, когда Хрущев диктовал свои мемуары, он находился практически под домашним арестом. По иронии судьбы, которая явно заставила бы Пастернака улыбнуться, Хрущев позволил вывезти пленки с его записями из Советского Союза. Его мемуары издали на Западе.

Следуя примеру Пастернака, многие советские писатели стали отдавать свои рукописи за границу. Он был первопроходцем. Возможно, самым известным последователем Пастернака стал Солженицын. В их число входят Синявский и Даниэль, которые на похоронах Пастернака несли крышку гроба, и еще один российский нобелевский лауреат, поэт Иосиф Бродский.

После смерти Пастернака возникло новое общество, которое стремилось к той же «интеллектуальной и художественной эмансипации, что и умерший поэт, — писал историк Владислав Зубок. — И они видели себя продолжателями [947] Zubok, Zhivago's Children, 20. великой культурной и нравственной традиции, которую воплощали Пастернак, его герой Юрий Живаго и его среда. Таким образом, в духовном смысле они были детьми Живаго».

Бродский говорил, что, начиная с «Доктора Живаго», Пастернак породил волну обращений [948] Адам Михник, интервью Иосифу Бродскому (1995) — см. «Книга интервью», 713. в православие, особенно в среде еврейской интеллигенции. «Если вы принадлежите к русской культуре и мыслите ее категориями, вы прекрасно понимаете, что эта культура вскормлена православием, — говорил он. — Вот почему вы обращаетесь в православие. Кроме того, это своего рода оппозиция».

Могила Пастернака стала местом паломничества, куда приносят дань признательности «всем преследуемым и замученным поэтам» [949] Бахыт Кенжеев. Электронное письмо П. Куве (10 мая 2006). , как описал один поэт свои поездки в Переделкино в 1970-х годах. Молодые люди, которые в день похорон Пастернака допоздна читали его стихи, возвращались на его могилу, и год за годом новые лица и поколения по-прежнему цитировали строки из стихотворения «Гамлет»:

Нам великодушно помогали многие люди, без которых эта книга не появилась бы на свет. Спасибо!

Паул Кёдийк познакомил нас друг с другом и завел речь о «Докторе Живаго». Наши беседы впоследствии привели нас к решению вместе написать эту книгу. Рафаэль Сагалин, наш литературный агент, ввел нас в книгоиздательский мир. Крис Пуополо, наш редактор, с самого начала верил в наш успех.

Благодарим Сонни Мехта, главного редактора Knopf Doubleday, и Дэна Фрэнка, главного редактора Pantheon Books, за то, что они пригласили нас в издательство, выпустившее «Доктора Живаго» в США в 1958 году; Дэниэла Мейера из Doubleday, а также Элли Стил и Мэтью Бротона из Harvill Seeker в Лондоне.

Кен Калфус, Патрик Фаррелли, Кейт О'Каллаган и Пол Кёдийк оперативно прислали рецензии, оказавшиеся очень важными для нас.

Особо отметим Наташу Абакумову из московского бюро «Вашингтон пост», чья помощь оказалась бесценной.

Многие люди помогли нам до конца понять и прочувствовать подоплеку всей истории. Среди них Карло Фельтринелли и Инге Шёнталь-Фельтринелли в первом доме «Доктора Живаго» в Милане; Серджо Д'Анджело в Витербо; покойный Евгений Пастернак; Наталья Пастернак, Елена Чуковская и Дмитрий Чуковский в Москве; Ирина Козовая (Емельянова) и Жаклин де Пруайяр в Париже (1998); Роман Берно и Алексис Верно в Рекло (Франция); Герд Руге в Мюнхене; а также Меган Морроу в Сан-Франциско.

Мы благодарим за поддержку Джо Ламберта, Мэри Уилсон, Брюса Баркана, Дебби Лебо, Мари Харф и Престона Голсона из ЦРУ; благодарим всех сотрудников архива ЦРУ. После первого вежливого отказа, когда мы впервые запросили материалы по «Живаго», Брюс ван Ворст, бывший сотрудник ЦРУ и журналист, через различных посредников передал нашу просьбу нужным людям в руководстве ведомства. Бывшие сотрудники ЦРУ Бертон Гербер и Бенджамин Фишер в ходе переговоров не раз снабжали нас ценными идеями. Кроме того, нам помогал Дирк Энгелен, историк разведывательной службы Нидерландов, AIVD (в прошлом BVD). Помощь покойного сотрудника BVD Кеса ван ден Хёвела была бесценной, как и помощь бывшей сотрудницы MI6 Рейчел ван дер Вилден, вдовы сотрудника BVD Йопа ван дер Вилдена. Еще несколько бывших сотрудников разведслужб, помогавших нам, не захотели, чтобы мы раскрывали их имена.

Нам помогали библиотекари и ученые в Соединенных Штатах и Европе. Приносим благодарность: Рону Басиху, который проводил исследования в архивах Гуверовского института; Дженет Крейн и Кейт Хатченс из библиотеки Мичиганского университета; Валуазу Армстронгу из Президентского музея и библиотеки Дуайта Эйзенхауэра; Дэвиду Лангбарту и Мириам Клейман из Национального архива в Колледж-Парке (Мэриленд), Тане Чеботаревой из архива Бахметьева (Колумбийский университет); Косу Куве-младшему, работавшему в Национальном архиве (Лондон); Яну Паулю Хинрихсу, Джоку Баккеру, Брайану Бимеру из библиотеки Лейденского университета; Виллеке Тийссен из Международного института общественной истории в Амстердаме; профессору Густаафу Янсенсу из архива Королевского дворца в Брюсселе; Патриции Квагебёр из Центра хранения и изучения религии, культуры и общества в Лейвене (Бельгия); Йоханне Куве — за исследования в академических библиотеках Брюсселя; Дельфине Бёро, Паоле Пеллегатта, Владимиру Колупаеву из Fondazione Russia Christiana, Villa Ambiveri (Сериате, Италия); Ларсу Редквисту из Нобелевской библиотеки; Магнусу Люнгрену (Стокгольм); Элизабет Линд — за гостеприимство в Стокгольме; Линде Эртенблад, Одду Жидричу и Ульрике Хьеллин — за поддержку в Шведской академии; сотрудникам Государственного архива Российской Федерации (ГА РФ); Елене Макареки из Российской государственной библиотеки в Москве; Анне Куреши (Франкфуртская книжная ярмарка); Райнеру Лабсу из архива Axel Springer AG в Берлине.