Сергей Кремлев - Русские распутья, или Что быть могло, но стать не возмогло

Особенно же Мориц Саксонский восхищался петровскими редутами на Полтавском поле. Их было десять, и они были поставлены так, что требовали для своего штурма значительных сил, а при этом надёжно прикрывали русскую пехоту, стоявшую позади редутов.

«Шведский король и его генералы, которые ничего не знали об этой диспозиции, – писал Мориц Саксонский, – увидели в чём дело только тогда, когда это было у них под носом… Неизбежным результатом этого было то, что вся шведская пехота была расстроена при нападении на эти редуты, в то время как пехота московитов в правильном строю вполне спокойно наблюдала это зрелище в двухстах шагах расстояния».

Когда шведы в смятении отступили от русских редутов, чтобы восстановить порядок в рядах, русская пехота свободно прошла в промежутки между редутами и выстроилась правильным строем лицом к лицу с расстроенной шведской армией. А потом и ударила по ней!

Французский военный теоретик Роканкур тоже признавал новаторство Петра и писал: «С этого сражения… начинается новая комбинация тактики и фортификации… Пётр I отверг тот рутинный способ, который с давних пор обрекал армии на неподвижность за непрерывными линиями»…

Это – Пётр-полководец в оценке объективных иностранных экспертов… А как же оценил поражение Карл XII, которого прославляют как великого воителя?

Бежав с Полтавского поля, Карл укрылся у турок в крепости Очаков. В конце августа 1709 года в Стокгольм в адрес шведского государственного совета, именовавшегося «Комиссией обороны», из Очакова пришло письмо Карла, датированное 12 июля. Само название «Комиссия обороны» было, конечно, лживым – непосредственно шведской территории никто не угрожал, зато сами шведы угрожали чужим землям и захватывали их.

Письмо короля в государственный совет – это всегда документ большой важности. И вот как Карл описал в нём Полтаву: «…обстоятельства здесь были хороши, и всё хорошо проходило, так что предполагали в скором времени получить такой большой перевес над врагом, что он будет вынужден согласиться на получение такого мира, какой от него потребуют. Но вышло благодаря странному и несчастному случаю, так, что шведские войска 28 числа прошлого месяца потерпели поражение в полевом сражении. Это произошло не вследствие храбрости или большой численности неприятеля, потому что сначала их постоянно отбрасывали, но место и обстоятельства были настолько выгодны для врагов, а также место было так укреплено, что шведы вследствие этого понесли большие потери. С большим пылом они, несмотря на преимущество врага, постоянно на него нападали и преследовали его. При этом так случилось, что большая часть пехоты погибла и что конница тоже понесла потери… Однако мы теперь заняты приисканием средств, чтобы неприятель от этого не приобрёл никакого перевеса …».

Кончается письмо короля приказом об ужесточении режима для русских пленных, которых в Швеции и так били смертным боем и морили голодом.

Карл в своих оценках просто жалок в своём легкомыслии… В войне с генералами вермахта русским помогал «генерал Мороз», а против Карла на стороне русских был, оказывается, «генерал Рельеф»…

Ну-ну..

В том же духе Карл писал и своей любимой сестре и наследнице Ульрике Элеоноре уже из турецких Бендер. В письме о Полтавской битве сказано уже после подписи «Karolus» в короткой приписке-постскриптуме: « Здесь всё хорошо идёт… Только… вследствие одного особенного случая армия имела несчастье понести потери, которые, как я надеюсь, в короткий срок будут поправлены. За несколько дней перед сражением я тоже получил одну любезность (ранение в ногу. – С.К .) , которая помешала ездить верхом, но я думаю, что я скоро избавлюсь от ущерба, который состоит в том, что я на некоторое время должен был прервать верховую езду ».

Эти письма Карла – удивительный человеческий документ. В них виден стратегически невежественный человек, который мог выиграть ряд кампаний против нестойкого противника, но никак не мог выиграть войну в целом. да ещё у такого противника, как Пётр и Россия Петра!

Полтава стала мощным фактором формирования нового русского самосознания… Она и сегодня показывает нам, как велика роль лидера нации, лидера России, готового сражаться и работать вместе с народом для великого будущего России.

Полтава стала и символом нового единения Великороссии и широких народных масс Украины, которому противились отщепенцы типа гетмана-ренегата Мазепы, запорожского кошевого атамана «Кости» Гордиенко и «значн о й» украинской «старш и ны». «Старшина» тянулась не к строгой Москве, а к стоящей на «шляхетских» вольностях Варшаве. Ну, элита – она и в Африке элита, а не только на Украине…И «элиты» двух сортов не бывает – смердят оба.

Современный американский историк Роберт Мэсси, автор монографии «Пётр Великий» сказал о Полтаве так: «Новый баланс сил, установленный… пехотой Шереметева, конницей Меншикова и артиллерией Брюса, руководимых их двухметровым властелином, сохранится и разовьётся в XVIII, XIX и XX веках».

А сам «двухметровый властелин», вернувшись после Полтавской победы в любимый Петербург, сразу же заложил новый линейный корабль и назвал его «Полтава».

Осенью 1709 года Пётр вернулся в Москву. Жил он в своей резиденции в подмосковном селе Коломенском, ожидая окончания приготовлений к грандиозному празднику по случаю Полтавской победы. 21 декабря – по старому стилю, торжества начались. Открывали шествие трубачи и литаврщики. За ними на конях двигался Семёновский полк с распущенными знамёнами и обнажёнными шпагами во главе со своим полковником князем Михаилом Голицыным. За ними везли трофеи Лесной. Потом следовала гренадёрская рота Преображенского полка и трофеи Полтавы.

В ходе торжеств по Москве провели более 20 тысяч пленных шведов. Во главе шли шесть пленных шведских генералов, в том числе фельдмаршал Реншильд, генералы Шлиппенбах и Левенгаупт. Тогда в Москве – в отличие от ХХ века – не было широких улиц и проспектов, поэтому двадцатитысячная колонна шведов шла по русской столице даже дольше, чем по ней же шли 55 тысяч немецких пленных в 1944 году.

В отличие от ХХ века, во времена Петра не было и кинохроники. Но вряд ли выражение лиц шведов, разбитых в 1709 году под Полтавой, сильно отличалось от выражения на лицах генералов и солдат вермахта, пленённых в 1944 году под Витебском.

Почти два с половиной века разделяют эти два парада позора врага и триумфа русского оружия. Но связь этих двух событий – несомненна. Пока жива Россия, враг может попасть в Москву лишь в одном качестве – пленного. Не исключено, что Сталин, хорошо знавший историю, пришёл к мысли о немецком московском «параде» 1944 года, зная о шведском московском «параде» 1709 года.