Наринэ Абгарян - Вальс в четыре руки

Вот, например, вторая часть, Andantino marziale — Quasi moderato, открывается изумительным по материалу маршем, предвосхищающим музыкальный язык Шостаковича. Возникает образ первой, еще юношеской белой горячки. К сожалению, материал никак толком в дальнейшем не используется и в разработке стекает из уголка рта и размазывается по слюнявчику.

Про Скерцо сказать ничего толком не могу, потому что мотивчик у первых скрипок, а у меня под ухом сидит фагот и что-то играет. Тоже из Чайковского. Это очень мешает. Хотя Трио внутри Скерцо почему-то напомнило об Эмире Кустурице. Видимо, если по-человечески сыграть, что-то там есть.

Финал построен на украинской песне «Журавель», которую постоянно напевал в усадьбе Чайковского буфетчик по имени Петр Герасимович. Могу себе представить.

И впрямь серьезная музыковедческая проблема — восприятие музыки в ее историческом контексте. Что это — проявление почвенничества, эпатаж, стеб, рождение новых традиций русской композиторской школы, просто естественный этап формирования национальной композиторской школы? И чего это кучкисты каждый раз так радовались, когда в симфонию удавалось воткнуть что-нибудь вроде «Эй, ухнем!»?

Сначала Чайковский был очень доволен своей работой. Но когда после премьеры в 1873 году он услышал симфонию в оркестровой версии, его настроение заметно ухудшилось. Причём ухудшилось настолько, что он сжег партитуру. Новую редакцию сделал к 1881 году. Публика разницы не заметила.

Раздраженная реплика концертмейстера:

— Первый пульт виолончелей! У вас два разных «ля»!

В тишине флегматичный голос концертмейстера контрабасов:

— Ну что вы хотите, там же два человека.

Хор пилигримов из вагнеровского «Тангейзера» был исполнен силами самого южного в мире хора островитян Огненной Земли под апокалиптическим названием «Fin del Mundo», что означает «На краю света» в географическом смысле или «Кранты всему» в метафизическом. На этом самом краю. С видом на пролив Бигля. Именно после этого перформанса в репертуар оркестра прочно вошла народная фраза «С каждым может случиться тангейзер».

Сначала все шло неплохо.

Хор начинается a capella — без аккомпанемента. То есть пилигримы поначалу бредут без сопровождения оркестра, и хористам удалось чрезвычайно органично изобразить доступными им вокальными средствами банду поддатых немецких раздолбаев XIII века.

Дальнейшего развития событий не ожидал никто. Первыми на каком-то там восемьдесят пятом такте попытались вступить вторые скрипки. Они уверенно вступили, затем значительно менее уверенно прошкрябали пару нот и сдались. Этот номер с тем же результатом повторили и другие группы, потому что у Вагнера по мере нарастания пафоса прибавляются новые и новые инструменты. Подошло вступление тромбонов. «Ну, — думаю, — сейчас они вступят и оправдают название хора». Но они сделали правильные выводы из происходящего и решили не ввязываться в процесс с непредсказуемым результатом. Да и маэстро принял единственно правильное решение и загасил оркестр на корню.

Дело в том, что сработал классический эффект а сареll’ного хора — «чем менее профессионален хор, тем быстрее без поддержки оркестра он сползает интонационно вниз». Так что, когда вступили вторые скрипки, хор пел уже в другой тональности, и можно было только руководствоваться принципом «не навреди».

Пилигримы допели свой хор, опустившись за оставшееся время еще на полтора тона, и затихли в некотором недоумении.

Первый гобоист боролся до последнего. По окончании номера он смог только озадаченно вымолвить: «Надо же, ни одна нота не подошла».

Я обращаюсь в первую очередь к тем, кто сидит в театре по ту сторону барьера, с которой хорошо видна сцена с одной стороны и буфет — с другой. К тем, для кого скоропостижная смерть Графини из «Пиковой дамы» так же неожиданна, как и для Германа, а превращение прекрасных лебедей обратно в тупых кур в «Лебедином озере» является сюрпризом, приводящим в состояние катарсиса.

Пуччини писал, что он как музыкальный драматург должен влюбить зрителя в свою героиню и только затем ее грохнуть, и тогда публика будет рыдать, и все будут довольны, как после индийского фильма. Так оно и есть. Правильно писал.

Но вы же знаете, что вчерашняя хохма — сегодня уже не хохма. И когда на твоих глазах и с твоим же участием в 578-й раз Ленский падает мордой вниз на заснеженные просторы сцены — это уже не смешно. А поскольку опера «Евгений Онегин» представляет собой тот редкий случай, когда со смертью героя опера не заканчивается, становится просто тошно, тем более что я прекрасно знаю, что и сегодня все закончится ничем. По крайней мере для Онегина. И не только сегодня, а также и присно, и, по всей видимости, во веки веков.

Глубоко депрессивное творчество — Виолетта после тяжелой и продолжительной болезни, Мими с тем же диагнозом. И это только пульманология.

Казалось бы, глубоко вполне офтальмологическая опера — «Иоланта»! Ан нет. Типичная неврология. Это вообще очень многоуровневое произведение. Иоланта, прозревшая, к своему несчастью: просто раньше она узнавала всех этих рыцарей только по запаху — можете себе представить, что это было в южном климате, при тогдашней чистоплотности и притом, что... Просто представьте себе рыцаря в собственном соку в его консервной банке (у них это называлось доспехами и блестело) на жаре плюс сорок, который моется исключительно в случае кораблекрушения. А теперь, прозрев, она воочию увидела все эти высокоинтеллектуальные рыцарские рожи, которые могли куртуазно поговорить о Прекрасных дамах, о качестве коня, о способах заточки меча, для которых разрубить что-нибудь от шляпы до седла — это да, а подумать головой — таки нет. Единственным приличным человеком в те времена мог быть только арабский врач широкого профиля, которого выписали как офтальмолога, а он блестяще выступил как психоневролог. Да и вообще Иоланта мне глубоко несимпатична, потому что дура. Понятно, конечно, она не знала, что вход в зону карается смертью, что от нее строжайшим образом скрывали само понятие электромагнитного излучения в видимой части спектра, но когда король Рене спрашивает Водемона: «Ты с нею ни о чем не говорил?» — у меня просто сердце сжимается, потому что эта идиотка встревает в разговор с репликой: «О да, отец. Он объяснял мне, что значит свет, и так жалел меня».

Такой подставы не ожидал никто. Ее что, кто-нибудь о чем-нибудь спросил? Ну помолчи ты, когда мужчины разговаривают. Хвала Аллаху, Эбн-Хакиа, как смог, разрулил ситуацию.