Арест Ант - Как стать контрабандистом

– А что у тебя со спиной?

– На допросах что-то в позвоночнике сдвинул.

– Напиши в Страсбург. Там есть суд по правам человека. Может, и рассмотрят, – он задумался, но закончил уже менее оптимистично, – Хотя ты русский. Значит, пролетишь мимо этой кормушки.

– Я рожден в Советском Союзе, сделан я в СССР, – негромко пропел я, но увидев недоумение на его лице, добавил, – Это такой шлягер Газманов запустил. Уже давно, но весьма бодренько.

– Это что, пародия на Born to be wild (Рождён быть свободным)?

– Не знаю. Думаю ближе к битловскому Back in the USSR (Снова в СССР).

– Ладно, так будешь писать жалобу в Страсбургский суд?

– Не знаю. У меня есть адвокат, а он всему голова. Моё личное мнение, что это очередная подотчетная Вашингтонскому обкому псевдо-наднациональная бюрократия. И доверия у меня к ней, если честно, вообще нет. Жаль деньги выбрасывать… на страсбургский ветер. Вот если бы я был финн и меня так трамбовали в России, то тут никаких проблем и масса ожидаемого позитива. Сразу можно начинать мемуары кропать. Бабла отсыпят столько, что не унести.

– Так накропай. Кто-то же должен о финских тюрьмах написать. Не только эти хвалебные газетные отчёты о проверках.

– Легко сказать. Сам не пробовал?

– Нет, – он побарабанил пальцами по столу, – Ты романы о рыцарях читал?

– Только в детстве.

– Там рыцари обет давали. Вау!

– Чему так радуешься? У них Интернета не было. Вот и отрывались по полной.

– Не wow , а vow! Если тебя оправдают… или посадят, то ты напиши книгу о нашей тюрьме. Любая цель помогает здесь не сломаться. Ты просто должен сам себе сказать: I vow and declare!

– Ты на ночь что, мистики начитался или порнухи пересмотрел? С какого перепугу я должен клясться и божиться?

– Появится смысл в жизни.

– Он у меня и так есть. Очень даже прагматичный.

– Какой?

– Просто жить. Жить спокойно и наслаждаться жизнью. Без всякой этой задолбанной суеты. Один раз меня насильно вогнали в клиническую смерть, так сразу весь смысл чётко сформировался. Не понравилось мне там.

– А там ничего и нет. Мы, эстонцы, никогда и ни во что не верили. Вечные безбожники. Нас крестили, а мы только делали вид, что согласны. Гнулись, но не ломались. И продолжали поклоняться своим камням.

– Знакомо. Знаешь, во время прошлой войны особо воинственные чехи носили чёрные рубашки в знак сопротивления немецкой оккупации. Вот так и боролись, страшась смертельного риска, но исправно производя оружие для Wehrmacht. Мыши плакали, кололись, но продолжали грызть кактус. Битва храбрых водорослей с течением.

– Мы не чехи.

– Никто и не спорит. Просто навеяло.

– Так ты писать будешь?

– Слушай, что ты ко мне пристал как политрук? Партия сказала: «Надо», комсомол ответил: «Есть!». Пойми, я могу написать кучу слов, но это будет интересно только мне. И то весьма сомнительно.

– Я прочитаю.

– Обширная аудитория.

– Твоя семья, друзья.

– Список просто стремительно растёт. А всё закончится разводом.

– Почему?

– Матюгов не хватит на следаков. Жена пока не подозревает о такой тёмной стороне моей сущности. Внутренней такой истинности.

– Да брось ты. Уже на третий год совместной жизни они нас как залупленных знают.

– Облупленных.

– Что?

– Редакторская правка. Ты хрен с сердцем перепутал. Хотя тебе простительно.

– Тогда напиши небольшой рассказ.

– А может заметку в стенгазету? Начнём выпускать еженедельник «Мишкин зоопарк», а я возьму себе псевдоним Тимо Поганец 152и функции глав-вреда.

– Не понял, почему Мишкин?

– Я тут в книге рекламный буклет нашёл. У города, оказывается, было русское название Санкт-Михель, что означает «город святого архангела Михаила». А с четырнадцатого века здесь вообще был новгородский погост.

– Кладбище?

– Да нет, что-то вроде постоялого двора. От слова гостить. Новгородские ребята тут постоянно шарили по своим делам. Добычу сюда стаскивали, раны зализывали. Ну и мёрли как мухи, наверное. А вот сам город появился только благодаря нашему незабвенному императору Николаю I. 153Чтоб ему за это дополнительных дровишек черти подбросили.

– А что про нашу тюрьму написали?

– Там о ней вообще ничего не было.

– Странно. Старинное здание в центре города.

– По мне лучше, если бы здесь так и остался вековой котлован долгостроя.

– Зато я знаю, кто эту тюрьму спроектировал. Архитектор Carl Ludvig Engel в 1843 году. Там внизу табличка есть.

– А строителем был случайно не его тёзка Marx?

– Там не указано.

– Шутка. Я вообще ничего об этой тюрьме не нашёл.

– А что тут знать? Худшая тюрьма в Финляндии. Рассчитана на 56 заключенных, а уже сейчас сидит 98. Половина камер вообще без канализации. Как и у тебя. Двухярусных кроватей в большие камеры понасовали и думают, как ещё запихнуть. Вчера вертухаи ругались, что им сюда без предупреждения несколько баб с этапом прислали.

– И куда их дели?

– Отправили на первый этаж. Вертухаи на радостях стукачей утрамбовали.

– Это действительно праздник. Пусть дятлы кильками поколбасятся от такого соседства.

– Это что. Скоро и нас всех раскидают по разным крыткам.

– Зачем?

– Новую тюрьму начнут строить. Наскребут 26 лямов и сделают модерн со всеми примочками. Заброшенный пустырь за тюрьмой собираются застроить. Я даже планы видел.

– А эту тюрьму куда? Снесут?

– Нет, оставят. Может, здесь тюремный музей откроют как в Hämeenlinna или отель.

– У меня уже такая мысль мелькала. Когда впервые увидел. Отель был бы отпадный. Только здесь туристов с гулькин хвост. Сам городишко до 50 тысяч не дорос. Что тут смотреть? Чухонские серые будни? Так этого добра вокруг навалом.

– А зачем туристы? Вертухаи будут друг у друга по кругу опыт перенимать. Слышал, тут вроде рыбалка хорошая. Озёра, речки с порогами. И до Хельсинки всего 228 километра, – он грустно вздохнул, – А там на паром, и через три часа сразу баталия в родной кровати.

– Да ты поэт, просто. Только мечтать осталось.

– Так ты писать будешь?

– О чём? Подумай сам. Сижу себе тихо и пристойно. Один вон напился, так весь этаж из камер неделю не выпускали. Кормят нормально. Вертухаи вежливые.

– Не в тюрьмах дело. Надо написать о судах и следствии. Здесь такое творится!

– Так это везде так. Одни рапортуют, другие страдают.

– Не везде.

– Понял. Значит только там, где нас нет.

– Я тебе свою историю расскажу. Это вообще полный беспредел.

– Да у меня и своя обхихикаешься.

Распахнулась дверь, и явился улыбающийся Микко. Он застенчиво помахал кружкой с водой:

– Кофе пьёте?

– Смотри, без акцента заговорил, – сообщил я к Сулеву, – А как курево закончится, то точно от русского не отличишь.