Арест Ант - Как стать контрабандистом

Я постарался медленно поменять положение, чтобы дать отдохнуть затёкшим ногам и своей многострадальной заднице, как в спине меня шарахнуло так, что слёзы брызнули.

Пышка быстро вскочила, налила мне очередной стаканчик кофе и сунула в руку. Слаженный дуэт, после небольшой паузы, возобновил своё заунывное перечисление.

Я долго цедил кофе, а потом кинул стаканчик в стоящее рядом мусорное ведро. Закрыл глаза и откинул голову назад. Стало знобить и замутило. Совершенно не помогли медленные вдохи и выдохи. Вот гады, добили мой организм. Нашлась оглоблинка, переломившая спину верблюду.

– Может, закончим комедию? – я не успел развить мысль, как желудок резко рванул вверх. Я согнулся, схватил мусорное ведро, и меня стало выворачивать наизнанку. Сначала весело, просто единым порывом, прожурчал кофе, а потом с надрывом и потугами поползла желчь.

Влетел побледневший Лось и в два прыжка подскочил видеокамере. Он с силой постучал по кнопкам и показал Костику на меня.

Костик осторожно взял меня под локоть, Пышка сунула мне несколько салфеток. Я протёр рот и выдавил из себя:

– Ну что, доигрались, касатики?

Они переглянулись и Костик молча потащил меня к двери.

Я лежал на спине и очень смутно припоминал своё возвращение в камеру.

Меня скрутило вначале в коридоре, потом на лестничной площадке, а последние остатки я отхаркивал уже на парковке 112.

Потом я смог передвигаться только какими-то кособокими рывками. В спине засел и не отпускал раскалённый гвоздь, а мой мотор окончательно сошёл с ритма. Он то колотился как умалишённый, то застревал, чтобы потом побольнее садануть. Состояние краба, ползающего по решётке разогреваемого гриля.

Но казённую машину хоть и не заблевал, но провонял на долгую память. Хоть это греет.

Выданные вертухаем две таблетки только и помогли, что ненадолго задремать. Очнулся я под протяжные всхлипы желудка. Но вид и запах засохшего и холодного обеда и ужина вызвал такие чудовищные спазмы и мучительное бдение над Бесом, что я злобно сгрёб все остатки еды в мусорный мешок и закинул его под дверь.

Под утро я понял, что уже не жилец на этом свете и до суда моя бренная оболочка точно не дотянет. Меня трясло и дёргало как эпилептика после недельного запоя.

Жизнь повернулась ко мне спиной с явным неприличным намёком. Только и осталось, что зажмуриться и героически утонуть в накиданных таможенниками бумажных фекалиях.

Костик застал меня в позе обречённо матерящегося орла, балансирующего на Бесе. Он некоторое время с опаской присматривался, а потом, отступая, сообщил:

– У тебя сейчас суд. Ты готов?

– Не всеремось, браття! Нэ лызе. Я нияк нэ можу кончыть! Да и сползти уж никакой мочи нет. Но, погодь. Ще не вмерла москалина!

Костик исчез и явно лишил себя достойного зрелища. Изнутри оно напоминало последние конвульсии таракана в луже дихлофоса.

Я, полулежа, натянул джинсы и только потом заметил, что пуговицы так и остались застёгнутыми. Просто невероятная экономия времени. В свитер теперь вообще можно вползать как в палатку. Осталось только в решётку канализационного люка провалиться. Но это если только босиком на свободе шлындать, а так может кроссовки удержат.

Держась за стенку, я доплёлся по дежурки и осторожно рухнул на скамейку. Слегка порадовало встревоженное лицо Костика. Я косо завязал шнурки трясущимися пальцами и накинул куртку:

– Слышь, вошь-бродь, меня тут с утра местами на хохляцкий суржик пробивает. Так ты не стесняйся. Ежели чаво – ляпи!

Костик стал ко мне присматриваться с нарастающим напряжением.

– Да не волнуйся ты так, я не кусаюсь. Так, иногда клинит. Видно мозгокрут совсем оголодал, – я задумчиво уставился на его нервно ходящий кадык, – Смотри, чтобы только не упал, а то точно не встану. Нести, однако, тебе придётся.

Костик оглянулся на вертухая, но ничего из себя не выдавил, а только кивнул в сторону двери. Мы медленно вышли. Я жадно втянул в себя воздух… и сразу натужно заперхал. Так и отравиться можно за шаг до свободы. Осторожнее надо.

Впервые Костик меня не подгонял, а шел, отступив на шаг. Мы долго преодолевали несчастную сотню метров по улице, а затем томительно ползли на третий этаж. Мой адвокат издалека мелькнул ярким галстуком. Я сделал попытку ему улыбнуться, но вышло малоубедительно. Тони сорвался с места и негромко спросил:

– Как самочувствие? Очень плохо выглядите.

– Бывало лучше.

– Сможете быть на суде?

– Надеюсь. Раз уж я тут.

– Вас должны сегодня выпустить под подписку о невыезде из Финляндии.

Трудно передать словами теплоту и нежность этих долгожданных слов… written cognizance not to leave Finland. Да куда там из Финляндии… я теперь из дома ни ногой! Носа за дверь не высуну. Залягу как медведь в берлогу и упаду в зимнюю спячку. Чистым и сытым на мягкой кровати!

Я сглотнул набежавшую слюну и максимально твёрдо сказал:

– Обязательно вытерплю до конца суда.

Тони помог мне снять куртку и проводил до ближайшего стула. Оценивающе осмотрел меня и уточнил:

– Мы не будем сейчас обсуждать документы, которые направлены в разные инстанции?

– Нет. Я просто не в состоянии.

– Понимаю. Но мне надо кое-что подготовить до начала суда, – он вернулся на своё место и стал рыться в портфеле.

Я оглядел холл. В отличие от прошлого раза сегодня было пустынно. Костик и Василёк шептались в углу, изредка кидая на меня косые взгляды. Да мы на пару с адвокатом. Вот и вся публика. Негусто что-то сегодня.

Хотя нет. Крутящимся колобком вкатился Живчик, в дверях перекинувшись парой фраз с медленно идущим хмурым прокурором. Теперь вроде все в сборе. Хорошо, что без группы поддержки. Видно команды на сегодня не поступило.

Появилась секретарша. Проигнорировав всех местных, она игриво кивнула моему адвокату и открыла дверь в зал заседаний. А день вроде нормально начинается. Посмотрим, какое отступление заготовила себе таможня. Или рискнёт выступить со сказкой про так никем ранее незамеченную подмену вертолёта сигаретами? Кто их тут разберёт, затейников.

Я доплёлся до стула и осторожно усадил своё тело. Если потерпеть и не особо шевелиться, то этот час прожить можно. Тем более что позитивные флюиды завитали в воздухе.

Распахнулась дверь и к столу прошествовал судья со своей неизменной дамой, эмансипированно отягощённой бумагами.

«Интересно, а как он на горшок один ходит?» – тут же закралась крамольная мыслишка, – «Кто нежно отрывает, мнёт и подаёт ему туалетную бумагу? Проверяет наличие незастёгнутых пуговиц на ширинке? Стоп. Не надо отвлекаться! Тут уже начинается».

Судья брезгливо поковырялся в бумагах и безжизненно заговорил, обращаясь только к своей столешнице.