Владимир Гриньков - Исчезнувшие без следа

– Я его и навестил.

– И дальше что? К чему этот побег? Ты знаешь, что ему за это будет?

– Хуже, чем было, уже не будет.

– А что было?

– Его там закололи какой-то дрянью, он еле живой был. Я его зову – а он меня не узнает.

Удалов посмотрел недоверчиво, но очень скоро понял, что Дружинин говорит правду.

– Врачи-то знают, что делают, – сказал он не слишком уверенно.

– Это никак не связано с его ранением, поймите. Его готовят к медкомиссии и действуют хуже гестапо, вы уж мне поверьте. Зачем ему все это? Он уйти хочет – ну так отпустите его! Не мучайте! Сам Шаповал меня попросил, чтобы я его оттуда забрал. Ничего он уже не хочет – ни официальной пенсии, ни каких-либо почестей. Я, говорит, молод, еще на жизнь себе заработаю, а эти издевательства терпеть больше не хочу. Он же мне как брат, вы это знаете. Посадил я его в машину и вывез оттуда.

Удалов хмурился, но было видно, что он поверил.

– Где же ты его спрятал?

– Я его к сестренке своей отправил, Федор Иванович.

– К той, которая под Самарой?

– А у меня другой нет. Одна-единственная. Толик там подлечится…

– Да у него же рана еще не зажила! – сказал с досадой Удалов. – Ему перевязки нужны, медикаменты. А у медработников инструкция: обо всех огнестрельных ранениях сообщать куда надо, ты же знаешь. За ним придут, начнется разбирательство…

– За ним не придут. У сестренки есть подруга – врач. Она все сделает по-свойски.

– Оптимист! – покачал головой Удалов.

Но уже не сердился. Дружинин замолчал, зная, что должно пройти некоторое время, чтобы все улеглось. Так и получилось. Удалов после долгой паузы поднялся из-за стола, подошел к шкафу и распахнул дверцу. Дружинин увидел стопку одноцветных папок.

– Личные дела бойцов «Антитеррора», – сказал, не оборачиваясь, Удалов. – Тот, первый, состав.

– Откуда это у вас? – вырвалось у Дружинина.

– Я еще в прошлый раз, когда к нам пришел Крамаренко, подумал, что после того «Антитеррора» должны какие-то бумаги остаться – не могло же все исчезнуть просто так, бесследно. Мы сейчас напрямую подчиняемся правительству, премьеру. Значит, и раньше «Антитеррор» под правительством ходил. Так я думал. Начал осторожненько наводить справки – и вот, – он показал рукой на папки, – разыскал.

Выложил папки на стол.

– Я просмотрел здесь кое-что, Андрей. И обнаружил одну интересную особенность. Все бойцы того, первого, состава группы были либо сиротами, либо вышли в жизнь из детского дома.

– И у нас та же картина, – пожал плечами Дружинин.

– С нами-то как раз все ясно. И с тем, первым, составом тоже было бы ясно, если бы не история с Крамаренко.

Удалов нашел нужную папку, раскрыл ее. С фотографии смотрел Крамаренко.

– Я внимательно изучил его личное дело. И так получается, что он таки воспитывался в калининском детдоме. Но его там не было, мы уже выяснили это. Я хочу, чтобы ты, Андрей, проверил их всех. Обзвони детские дома, где они воспитывались, или опекунов, если фамилии таковых имеются в делах.

– Для чего?

– Мне кажется, что все эти детские дома и сиротские биографии – фикция. Вот есть такое чувство, не знаю – почему.

Удалов закрыл личное дело Крамаренко.

– Только нужно это сделать так, чтобы никто ничего даже не заподозрил. Вообще никто не должен знать, что мы здесь, в «Антитерроре», занимаемся подобными вещами.

– И Аникин? – уточнил Дружинин.

– Никто!

Над командиром, наверное, до сих пор витала тень несчастного Крамаренко.

– Справки будешь наводить не отсюда, не с территории базы, – сказал Удалов. – Поедешь к Смирницкому… Ты помнишь Смирницкого?

– Это который врач?

– Да никакой он не врач, – засмеялся Удалов. – Шарлатан – одно слово.

– С Крамаренко он тогда нам здорово помог, – напомнил Дружинин.

– Это конечно, с этим я спорить не могу. Но я не знаю, как он все эти трюки проделывает. Может быть, гипноз? Одно слово – шарлатан. – Удалов махнул рукой. – В общем, Андрей, поедешь к Смирницкому, я с ним договорился, что ты сможешь звонить от него. Обзвони все эти детские дома, проясни обстановку.

– Вы думаете – никто из этих ребят не воспитывался в детских домах?

– Я пока ничего не думаю.

Но было видно, что эта мысль засела в голове Удалова занозой.

Смирницкий был все в том же стареньком спортивном костюме, что и в прошлый раз. Казалось, что Дружинин и не покидал его квартиру – вышел на минутку и тут же вернулся.

– Мне Федя звонил, – сразу же доложил Смирницкий. – Проходите, пожалуйста. Он ведь ваш командир?

– Да, – подтвердил Дружинин.

– Строгий?

– Не то чтобы очень…

– Стро-о-огий! – засмеялся Смирницкий. – Тут уж вы мне не рассказывайте.

Дружинин поставил чемодан с личными делами бойцов «Антитеррора» на пол. Смирницкий принес из кухни уже знакомый Дружинину чайник с отбитым носиком.

– Может быть, колбаски? – предложил он.

– Нет, спасибо! – поспешно отказался Дружинин.

Ему почему-то представилось, что эта самая колбаска будет зеленого цвета, а на срезе непременно присутствует плесень.

– Как знаете, – вроде бы даже с облегчением произнес Смирницкий.

Может, у него и не было никакой колбасы?

– Чем занимаетесь? – поинтересовался Смирницкий.

– Так, вообще, – неопределенно ответил Дружинин.

Он не знал, насколько Смирницкий в курсе дел своего друга Удалова, и поэтому предпочел особенно не распространяться.

– Понятно, – сказал Смирницкий. – А я вот все пытаюсь путешествовать в лабиринтах человеческого мозга.

Вот он почему спросил о занятиях Дружинина – исключительно для завязки беседы. Проблемы гостя его нисколько не интересовали, хотелось поговорить о своем.

– Очень интересно, – вежливо сказал Дружинин.

– Ха! Интересно!

Чашка в руке Смирницкого дрогнула, чай выплеснулся через край прямо ему на штаны, но он этого даже не заметил.

– Здесь такая категория, как «интересно», не может использоваться, молодой человек. Это переворот в науке! Вы понимаете? Хирург может рассечь вашу плоть, проникнуть в вас и посмотреть, чем вы там болеете и как вообще устроены внутри. Какой-нибудь терапевт с помощью хитроумного прибора может изучить ваши внутренние органы. Но никто, – Смирницкий воздел палец к потолку, – никто из них не может посмотреть, как устроена ваша душа! Они не могут прочесть ваших мыслей, узнать ваши пристрастия и антипатии!

– А вы, значит, можете? – без особого энтузиазма осведомился Дружинин.

В чем-то он теперь Удалова понимал. Наверное, тот все-таки имел основания называть своего лучшего друга шарлатаном.

– Я не могу всего! – сказал Смирницкий. – Но я могу очень многое!

– Узнавать прошлое, например, – подсказал Дружинин.