Владимир Гриньков - Помеченный смертью

– Пошли!

И рукой показал направление. Он почувствовал себя здесь хозяином и вел соответственно и вдруг увидел, как двое африканцев – один за другим – юркнули в окно. Они перехитрили его, заходили с фланга, и Кирилл заорал, бешено вращая глазами:

– Пш-ш-ш-ли!

Африканцы нисколько его не испугались, закричали беспорядочно и вдруг бросились вперед. Это произошло так неожиданно, что Кирилл упал. На него, лежащего, кто-то даже дважды наступил, он смог подняться в конце концов и, обнаружив, что непрошеные гости – все, до единого – уже в доме, бросился следом за ними. Африканцы выбрасывали в окно коробки с провизией, и делали это так споро и слаженно, будто ничем, кроме грабежей, в своей жизни больше не занимались. Кирилл возмущенно ухнул и бросился вперед, но в ноги ему нырнули сразу трое, он упал, хотел быстро подняться, но не успел – его ударили по голове чем-то тяжелым, потом еще и еще, и он отключился на какое-то время.

Сознание вернулось внезапно. Кирилл резко поднял голову и сморщился от боли в затылке. В комнате уже никого не было. Смятая картонная коробка лежала у окна. Стол был перевернут.

Кирилл отправился в соседний дом и там, в мастерской, вооружился массивным напильником.

Грабители еще не успели покинуть остров. Они торопливо грузили награбленное в лодку, и появление Кирилла показалось им кощунственным в эту напряженную минуту. Трое или четверо из них, бросив свое увлекательное занятие, направились к Кириллу. У них было два весла. У него – напильник. И их было больше. Едва он успел об этом подумать, как его смяли и опрокинули на песок. Ему дважды досталось веслом, он уже почти потерял сознание, как вдруг раздались выстрелы. Один, другой… Кирилл считал их в уме, потому что выстрелы звучали слишком гулко, и он не выдержал бы долго – у него наверняка расколется голова.

Выстрелов было пять. Ровно столько патронов в самозарядной винтовке, которую они держали на станции. Когда прозвучал пятый, последний, выстрел, Кирилл повернул голову и увидел Анну. Она стояла под деревьями с винтовкой наперевес и внешне выглядела очень грозной, хотя по ее глазам Кирилл видел – и она поняла, что патронов в магазине больше нет. У него страшно болела голова, но он не закрыл глаза, хотел видеть, что будет дальше.

Анна не дрогнула и не обратилась в бегство, а пошла вперед, на грабителей. Кирилл хотел ее предостеречь, напомнить, что патронов у нее больше нет, но вместо слов из его груди изверглось одно лишь мычание. Анна даже бровью в его сторону не повела. Она остановилась в двух шагах от ближайшего к ней африканца. Ствол винтовки был направлен ему в лоб, аккурат между глаз. Если бы негры бледнели, то этот сейчас, несомненно, стал бы белее первого снега.

– Выгружайте! – скомандовала Анна. – Айн, цвай, драй…

Она начала отсчет почему-то по-немецки, и только теперь Кирилл понял, что она отчаянно трусит. Африканцы этого, к счастью, не заметили, и энтузиазм, с которым они принялись выбрасывать коробки из лодки на песок, был совершенно неподдельный.

– Скорее, стахановцы! – поторопила их Анна.

Заложник смотрел на нее мутными от страха глазами. Когда все коробки оказались на песке, Анна качнула стволом винтовки – прочь, мол. Африканец молнией метнулся к лодке. Товарищи смотрели на него с благоговейным ужасом. Так смотрят на чудом выкарабкавшегося с того света.

Лодка отчалила и стремительно понеслась прочь. Только тогда Анна отбросила в сторону винтовку и опустилась на песок рядом с Кириллом. У него была разбита голова, и кровь, стекая по лбу и по щеке, капала в песок.

– Больно?

Кирилл не успел еще ничего ответить, а Анна уже рвала подол своего платья – получились длинные ровные лоскуты. Она промакивала рану, Кирилл морщился, а Анна приговаривала:

– Потерпи! Это недолго! Сейчас все будет хорошо.

Ее руки были легки и ласковы. Кирилл чувствовал, как к нему возвращается жизнь.

Лоскутов Анна наделала множество, и на ней теперь было мини-платье.

– Еще, – попросил он.

– Что еще? – не поняла Анна.

– Промокни рану.

Она с готовностью рванула очередной лоскут и тут догадалась, в чем дело, улыбнулась тихой улыбкой и сказала с печалью в голосе:

– Ты еще шутить способен.

Склонилась и покачала головой:

– Какой же ты недотепа!

Была похожа на мать, горюющую над непутевым сыном.

– Как ты прожил здесь один целых пять лет? Ведь ты не приспособлен ни к чему. Мальчишка.

Мальчишка – это было уже совсем обидно.

– Ты не задавайся! – осерчал Кирилл.

– Это ты не задавайся.

Голос ее прозвучал как-то по-особенному, не так, как прежде. Кирилл повернул голову и обнаружил, что Анна плачет.

– Что такое? – всполошился он.

Анна замотала головой и отвернулась.

– Что случилось?

А ей просто было его жалко. Он догадался наконец и бросил с досадой:

– Меня жалеть не надо! Ты и сама могла бы попасть в переплет. Патроны-то все расстреляла. И если бы эти паразиты догадались…

– Я не все расстреляла.

– Все! Было пять выстрелов.

– Четыре!

– Пять!

– Четыре!

– Пять! Я считал!

– Ты плохо считал.

Он дотянулся до винтовки и взял ее в руку. Ствол винтовки смотрел Анне в грудь, и она отвела его от себя быстрым движением. Кирилл нажал на курок. Грохнул выстрел.

– Вот он, пятый, – сказала Анна сквозь слезы.

И опять повторила:

– Недотепа.

Это было обидно, но возразить было нечего.

Морозов пересек кабинет из конца в конец и зачем-то запер дверь на ключ. Бородин ничего не сказал, но его выдал взгляд – удивленный и немного настороженный.

– Чтобы нам с вами никто не мешал, – пояснил Морозов негромким доверительным голосом. – Кстати, я вас предупреждал, что сегодня вы не сможете больше заниматься делами?

– Да.

– Вот и отлично. Отдохнете. Но сначала мы с вами поработаем.

– Какие-нибудь уколы? – подозрительно осведомился Бородин.

Морозов даже рассмеялся.

– Что вы! Никаких уколов. Мы просто с вами побеседуем.

– О чем?

– О жизни. О вашей жизни, Андрей Алексеевич. Узнаем, что вас тревожит.

Бородин при последних словах напрягся, и от доктора это не ускользнуло. Он склонился над Бородиным:

– Вам не надо ни о чем волноваться, Андрей Алексеевич. У меня перебывали сотни таких пациентов, как вы, и всем им я смог помочь. Главное – это доверие…

Бородин хотел поправить говорившего, ведь главное все-таки не просто доверие, а доверие взаимное, но сказать ничего не смог, у него вдруг отяжелели веки, и голос доктора уже удалялся, становился тише, хотя Бородин и видел – склонившийся над ним человек не сделал ни шага в сторону.

– Все у нас получится, – продолжал нашептывать Морозов. – И все уйдет прочь. Шум шелеста, шуршанье, и шмель жужжит шурша…