Владимир Гриньков - Помеченный смертью

– Не годится!

– Неужто совсем не попадаю? – обиделся Даруев.

– Не то чтобы совсем. Рядом, с мишенью пули ложатся.

– Он у тебя не пристрелян, этот маузер!

– У меня? Не пристрелян? – в свою очередь оскорбился Алексеич.

В его голосе было столько негодования, что Даруев пошел на попятный:

– Ладно, это все я. После выпитого глаз уже не тот. – И, чтобы уйти от обидной темы, перевел разговор на другое: – Рябов-то хорош?

– О! – сделал губы трубочкой Алексеич и пьяно-многозначительно подмигнул. – Этот парень еще себя покажет! Настоящий профессионал! Рэмбо! Клянусь! – Приблизил лицо к Даруеву и произнес заговорщицки тихо: – Я даже испугался в первый момент, когда понял, против кого его готовили!

От него сильно пахло спиртным. Даруев отстранился и несколько долгих мгновений молчал, осознавая услышанное.

– О чем ты? – спросил наконец.

Алексеич, наверное, что-то уловил в его голосе, потому что пьяно подмигнул и ответил, шутовски приложив ладонь к голове, будто честь отдавал:

– Да я могила, Геннадий Константинович! Мне разве больше всех надо?

– Я просто не понял ничего, – осклабился Даруев. – Кто готовил? Кого готовил?

– Рябова этого.

– Ну!

– Да ладно вам, Геннадий Константинович…

– Ты уж говори, чтоб я знал.

– А то вы не знаете!

– Не знаю.

– Не может быть! – не поверил Алексеич.

– Клянусь!

Инструктор все еще не верил.

– Что-то, что с Рябовым связано, да? – пришел ему на помощь Даруев.

– Да.

– Он что-то говорил тебе?

– В общем, да.

Алексеич не мог понять, шутит его собеседник или говорит серьезно.

– Я ведь совсем немного о нем знаю, – сказал Даруев. – Другие люди им занимались, не я. Так что там было?

Алексеич поверил наконец и сказал, понизив голос до шепота:

– Два дня назад это открылось, Геннадий Константинович. Рябов пришел на занятия, а у меня журнал лежал на столе, а на обложке – фотография…

Алексеич перевел дух, все еще переживая.

– Он снимок увидел и в лице даже вроде изменился. «Кто это?» – спрашивает. Я назвал. Говорю: «Знакомый твой, что ли?» Пошутить решил, в общем. А он мне отвечает безо всяких шуток: «Я этого человека должен был убить, да что-то сорвалось, мол, и все отменили».

Даруев слушал инструктора с каменным выражением лица.

– Вот тогда я и догадался, что это какая-то особенная птица.

– Так кто он?

– Кто? – не понял Алексеич.

– Тот человек, которого Рябов должен был убить.

Вместо ответа инструктор достал из папки журнал и положил его на стол. С обложки на Даруева смотрел Горбачев. Даруев потемнел лицом.

– Надо же! – сказал Алексеич и даже покачал головой.

Он привык ко всяким неожиданностям, которые случались с ним на работе, но такое вот никак не укладывалось в его голове.

– Ты не врешь? – спросил Даруев.

– Я?! – вскинулся инструктор и захлебнулся от мысли о том, что ему не верят.

– Кто может подтвердить, что все так и было? Что ты не выдумал этот разговор.

– Никто, – растерялся Алексеич.

– Что – не было свидетелей?

– Нет.

– Никого?

– Нет! – сказал Алексеич, страдая.

Он чувствовал, что попал в какую-то неприятную историю. Чертов Рябов!

В следующий миг Даруев резко вскинул руку с маузером и выстрелил инструктору в лицо. Тот опрокинулся навзничь, перевернув табурет. Даруев аккуратно вытер отпечатки пальцев на маузере, вложил оружие в руку убитого им человека. Лицо Алексеича от следов пороховой гари казалось рябым.

Даруев свернул в трубочку журнал с портретом Горбачева и вышел из тира.

Дежурный по базе, одетый, как и большинство людей здесь, в дачную рубашку с распахнутым воротом и светлые брюки, резко вскочил, когда Даруев вошел в комнату со множеством пультов вдоль стен.

– Несчастье, лейтенант, – сказал Даруев. – Погиб инструктор по стрельбе. Небрежное обращение с оружием.

Эту формулировку он придумал по дороге сюда, и она ему безумно понравилась. Никакое не ЧП. Просто несчастный случай.

– Меня зовут Полина, – объявила девушка при следующей случайной встрече.

Ее именем Рябов нисколько не интересовался и поэтому пропустил сообщение мимо ушей.

Так получилось, что они столкнулись в коридоре и теперь шли рядом, плечом к плечу. Лестница, переход, еще одна лестница. Здесь, чтобы сократить расстояние, вполне можно было выйти через боковую дверь. Рябов толкнул ее, но она не поддалась. Он толкнул еще раз. Полина остановилась и с нескрываемым интересом наблюдала за происходящим.

– С какого года ты здесь, дружок? – спросила, наконец. – С девяностого, если я правильно запомнила. Старожил, да?

Рябов обернулся и смерил ее тяжелым взглядом.

– Только эта дверь всегда закрыта, милый. Я здесь уже больше года – и ни разу не видала ее открытой. Может быть, она и была открыта в девяностом году…

– Да, – разжал, наконец, губы Рябов. – В девяностом эта дверь была открыта.

– Надо же, – сказала насмешливо Полина. – Кто бы мог подумать!

Она мстила ему, наверное, за то, что он обошелся с ней так бесцеремонно.

Рябов молча развернулся и пошел по коридору. Он услышал шаги девушки за спиной.

– Откуда ты здесь появился? – спросила Полина.

Они вышли из здания. Пустынная аллея серой лентой стелилась по траве. Вечерело. Жара уходила, уступая место прохладе. Рябов неожиданно обернулся к своей спутнице и поманил ее пальцем. Она замешкалась лишь на мгновение, но потом подчинилась, сделала шаг вперед. Рябов быстрым движением схватил ее за ворот камуфляжа, притянул, Полина рванулась и обнаружила, что ничего не может сделать – Рябов держал ее крепко.

– Послушай! – сказал он и больше ничего сказать не успел, потому что из здания вышел Даруев и остановился, удивленный странным зрелищем.

Рябов неохотно отпустил Полину.

– Что происходит? – резко спросил Даруев.

Рябов и Полина одновременно вытянулись, изображая рвение.

– Курсант Ковалевская! Что происходит?

– Ничего, товарищ полковник!

– Лейтенант Рябов!

– Курсант Ковалевская пыталась вступить со мной в контакт!

Брови Даруева в изумлении поползли вверх.

– Не понял! – бросил он отрывисто.

– Курсант Ковалевская задавала мне вопросы о моем прежнем местонахождении.

Даруев развернулся. Полина смотрела ему в глаза.

– Это правда?

– Так точно!

Он ударил ее по лицу дважды, и после второго удара брызнула кровь. Даруев отступил на шаг и брезгливо спрятал руку. Со своим ростом – на полголовы ниже Полины – и с плешью на голове он был похож на рассерженного папашу, вразумляющего свою непутевую дочь.

– Курсантам запрещается общаться! – сказал Даруев. – Вам ясно, курсант Ковалевская?

– Так точно!

У Полины из носа текла кровь, она сбегала тонкими струйками, задерживалась на губах, но девушка не делала попыток избавиться от нее.