Евгений Гришковец - Письма к Андрею

Кто объяснит зрителю, что если он оторвался от фильма и не досмотрел сразу, решив досмотреть завтра или на днях, то увидеть кино так, как его делал режиссёр, автор, невозможно. Кто объяснит и расскажет зрителям о законах восприятия именно кино?!

Необходима большая просветительская работа. И огромная воля кинематографического мира, чтобы вернуть кино то доверие, которое к нему существовало четверть века назад. Нужно снова сообщить зрителю, что кино бывает великим и прекрасным, что оно может не только пугать, радовать, возбуждать, будоражить пафосно-патриотические чувства или выжимать потоки слёз… Нужно снова показать, что кино способно возвышать человека и затрагивать те глубины души, до которых, за многие века благодаря огромным усилиям, добрались литература, музыка и живопись. Нужно вернуть идею создания кино как отдельного искусства, а не как озвученной книги с живыми иллюстрациями. Необходимо поверить, что кино способно не только развлекать и быть аттракционом!

Нужно снова научить зрителя смотреть великое кино прошлого и при этом жаждать современных киношедевров.

Нужно снова начать учить человека смотреть и воспринимать кино.

Нужно изучать новые сложившиеся условия и развивать, создавать, предлагать новые способы и культуру восприятия киноискусства.

Кино как искусство в сегодняшнем времени находится в глубокой коме. Органы вроде живы и функционируют, а душа и сознание где-то блуждают и практически отсутствуют в теле. Наступит ли пробуждение? Не погибнут ли, не умрут ли сознание и душа? Пока прогнозы очень не утешительны. В современном обществе нет никаких признаков появления возможности пробуждения кино к жизни искусством.

Существующие правила и законы кинопроизводства абсолютно такие же, как правила обычного производства и бизнеса. Эти правила и законы не позволят искусству родиться и произрасти.

Система, культура и традиция подготовки и обучения кинематографистов воспроизводит и работает на воспроизведение прежнего, существующего, способа создания кинокартин. Киноиндустрия не осознаёт себя устаревшей и не видит причин задуматься о глубинном, фундаментальном, принципиальном изменении и о поиске возможности для такого изменения.

Очевидно, что кино и кинематографисты просто обязаны отказаться от самодовольства и убеждённости в том, что кинематограф – это главное из искусств. Кино нужно остановиться в своём тупиковом движении по пути развития зрелищности, прекратить борьбу за массы и деньги этих масс. Кино обязано осознать себя юнцом, соблазнившимся сладким. В свою очередь фестивальному кино необходимо понять себя тоже юнцом, но только худосочным и обиженным, таким юнцом, которого обидел тот, кто соблазнился сладким и забрал всё сладкое себе.

Кино необходимо опомниться и вновь взяться за трудную, мучительную, но самую великую и тем удивительную работу. Работу, по достижению кино тех высот и возможностей, которых достигли великие виды искусств – литература, музыка, живопись.

Кино должно мужественно сознаться себе, что самостоятельным видом искусства оно пока не является. Только в отдельных произведениях отдельных киногениев мы видим первичные признаки кино как искусства и намёк на его безграничные художественные возможности.

Мы же, те, кто не умеет делать кино, но кто любит и ценит то, что есть в нём самого лучшего, и с надеждой ждёт новых свершений… Что мы можем?

А мы можем понять, что кино – это наше любимое и неразумное детище. Мы можем и должны быть требовательнее и серьёзнее в отношении к нему.

А тем робким и одиночным росткам, которые мы знаем и видим сейчас, тем самым, что пытаются стать киноискусством, так далеко до настоящего самостоятельного и феноменального искусства, что возникает ощущение… Когда я наблюдаю за ними, грезится мне, что вижу я маленького, малолетнего, совсем ещё сопливого Шекспира, который во дворе для бабушек показывает детский свой спектакль со своими друзьями и подружками, такими же сопливыми, как он сам. Немое кино вспоминается в такой момент как античная драма и комедия. Античность – велика, прекрасна, но скучна, далека и отдельна… А вокруг так много нелепых мифов, вокруг суета, балаганы, салонные стихи и поэты, чопорные балы, разгул кабаков и борделей, пьяные трубадуры… А во дворе… маленький Шекспир разыгрывает для бабушек какое-то своё представление.

Остаётся надеяться и ждать. Нужно стать строже и требовательнее, даже если нет надежды дождаться и увидеть рассвет киноискусства на нашем веку.

Что делать человеку, который вдруг обнаружил в себе некую таинственную потребность и неудержимую тягу к творчеству? Что делать тому, кто услышал внутри себя некий голос, который тревожит, будоражит и зовёт куда-то в неведомое. Призывает как минимум взять и срифмовать что-то, записать какое-нибудь впечатление, описать увиденное, почувствованное, пережитое…

Такие позывы человек может почувствовать в любом возрасте и в любом душевном состоянии, занимаясь делами, очень далёкими от всякого творчества. Что же ему делать, если его неудержимо потянуло написать что-то, освоить музыкальный инструмент или научиться петь? Что делать? Ответ простой: захотелось в зрелом возрасте начать писать, петь или танцевать – надо садиться писать или искать соответствующий драмкружок, педагога по вокалу или студию танцев. «Души прекрасные порывы» нельзя в себе душить.

Вот только обольщаться и надеяться на значительные результаты не стоит. Иначе неожиданные «творческие поиски» могут плохо закончиться. Очень плохо! Вплоть до сумасшедшего дома, полного жизненного краха, какой-нибудь секты или какого-нибудь кришнаитского исхода из реальности, что, в общем-то, почти одно и то же.

Вышедший на пенсию слесарь-инструментальщик или деревенская старушка могут неожиданно для окружающих и для себя самих взяться за кисти, краски и нарисовать десяток-другой ярких, наивных и милых картин. Они могут даже оказаться со своими полотнами на модной выставке в модной галерее, они могут сами стать на какое-то время модными. С ними будут носиться хитрые галерейщики и арт-дилеры, относясь к ним как к диковинным говорящим животным или как к странным, не вполне здоровым детям. Однако к настоящей живописи поистине трогательные картинки вдруг ставших художниками пенсионеров будут иметь такое же отношение, как древние наскальные рисунки.

Работница отдела кадров или школьная учительница могут начать писать стихи и восхищать коллег рифмами. Они будут радовать свой коллектив стихотворными поздравлениями по случаю дней рождения коллег или по поводу праздников. Они даже смогут сами напечатать для друзей и подруг тоненькую книжку своих стихов про цветы, любовь, погоду и одиночество. Друзья и подруги будут искренне их хвалить.